- Подробности
- Категория: История зоозащитного движения
- Опубликовано 20.09.2018 01:04
- Просмотров: 1640
16 сентября 2018 года скончался Александр Раков, главный редактор "Павославного Петербурга" и издатель своих книг (где очень много о страдании животных) - "Былинки". Вечная память...
* * *
ИЗ 9 КНИГ БЫЛИНОК О ЖИВОТНЫХ
«Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!..»
Александр Пушкин †1837
«Наше время ни в чем так не нуждается, как в духовной очевидности. Ибо «сбились мы», и «следа» не видно. Но след, ведущий к духовному обновлению и возрождению, найти необходимо и возможно. И мы найдем его. Каким способом? Единственным, который вообще дан человеку: углублением в себя. Не в свою личную, чисто субъективную жизнь, не в свои колеблющиеся, безпредметные «настроения», не в праздную, гложущую и разлагающую рефлексию. Но в свое сверхличное, предметно-насыщенное духовное состояние. Пусть оно будет невелико, пусть оно будет подобно искре. Но в искре есть или уже была искренность, ибо искра есть пылинка вечного, божественного пламени…» И.А.Ильин.
В конце июля срубили на даче старую березу. И еще много дней сочился из ее пня-обрубка зеленовато-прозрачный душистый сок. Попробовал на вкус — соленый…
Березы плачут от людей лихих,
О людях добрых думая, наверно.
Но тень берез и для сажавших их,
И для того, кто им же режет вены.
Иеромонах Роман(Матюшин)
Кот Малыш отъел у ящерички хвост; хорошо, успел отобрать у него извивающееся тельце и забросить в траву. Я больно потрепал кота за ухо: «Не тронь маленьких!» Чего недостает этому баловню судьбы? Кошачьей еды вдосталь, всегда на тарелке, но он все одно хищник, и охотиться его не отучить.
Так и с иными людьми бывает: делают-делают им добро, учат уму-разуму, прощают и пестуют, а они все равно преступают законы Божии и человеческие, и нет способа наставить их жить по-другому. Даже Господь отступается от мертвых душ, забирает хранителя-Ангела. Много их по лицу земли ходит, потерянных для Бога, опасных для людей существ в человечьем обличье… Это про них сказано в Откровении: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр.3,1).
За то, что вы всегда от колыбели лгали,
А может быть, и не могли не лгать;
За то, что, торопясь, от бедной жизни брали
Скорей и более, чем жизнь могла вам дать;
За то, что с детских лет в вас жажда идеала
Не в меру чувственной и грубою была,
За то, что вас печаль порой не освежала,
Путем раздумия и часу не вела;
Что вы не плакали, что вы не сомневались,
Что святостью труда и бодростью его
На новые труды идти не подвизались, —
Обманутая жизнь не даст вам ничего!
Константин Случевский †1904
===================
На лесной тропинке возле речушки, кольцом свернувшись, грелась на летнем солнышке мама-ужиха. Внутри, сложившись маленьким колечком, под защитой мамы млел ужонок. Заслышав мои шаги, ужонок скользнул в кусты, и лишь мгновенье спустя, убедившись, что сынок в безопасности, исчезла ужиха.
Змеи не зря боятся людей: убивают всех пресмыкающихся без разбору; люди теперь вообще убивают в лесу всех, кто слабее. А если карабин с оптическим прицелом попадет в руки, то лучше держаться от его обладателя подальше: не дай Бог, попадешь в перекрестье прицела…
А безобидного ужа отличить от ядовитой гадюки просто. Жаль только, что человек сначала убивает, а уж потом разбирается…
ЗМЕЯ
Ту ошибку свою
Вспоминаю нередко.
Наступил на змею —
Был уверен, что ветка.
Оказалась больна
Там, где рыжая влага,
Иль решила она
Притвориться за благо?
Отскочил через миг, —
Так сработала сила.
А она напрямик
По траве проскользила.
С дрожью крикнул: «Убью!..»
И, бродя средь осинок,
Целый месяц змею
Ощущал сквозь ботинок.
Константин Ваншенкин †2003
===================
В подвале нашего «корабля» жил дикий, умудренный жизнью кот. Вообще-то их много там обитало, разных цветов и оттенков. Но этот кот выделялся боевыми отметинами — уши порваны, на морде шрамы, и не труслив по пустякам. Я так и прозвал его — «Рваное Ухо». Потихоньку мы подружились. Я уважал его за смекалку и независимость: когда на улицу выводили без намордников громадных псов, Рваное Ухо с достоинством, не прибавляя шага, укрывался под ближайшей легковушкой и поворачивался к врагу хвостом. Злобный безсильный рык был не в состоянии нарушить его невозмутимость; он демонстративно ложился подремать, пока ошейник не утащит неприятеля прочь.
Еще Рваное Ухо никогда, каким бы голодным ни был, не ел искусственного кошачьего корма. Однажды мне удалось вытащить из его пасти длинный кусок веревки, обмотанной вокруг зубов. Потихоньку от стал доверять мне. По утрам Рваное Ухо чинно провожал меня на работу до угла дома. А как-то ранней весной он настойчиво позвал меня к отдушине подвала; среди выводка крошечных котят он выбрал одного и облизал головку. Я понял: он с гордостью показывал мне своего сынка.
Потом кот куда-то пропал, а мы переехали на новое место. Однажды, встретив бывшую соседку, я спросил: «А как там Рваное Ухо поживает?» И услышал, что разорвал его пес, из тех, которых держат в квартирах для защиты от воров: видимо, чего-то не рассчитал стареющий боец. Ну как же ты не уберегся, Рваное Ухо? Сколько раз играл ты с натасканными псами в «кошки-мышки» и всегда выходил победителем. Я ни разу не слышал, чтобы ты мяукал, и не хотел жить в теплой квартире, хотя я тебя звал… Как же ты…
Не мешайте мне сегодня плакать.
Прочь, друзья, (прошу меня простить,
Может же бездомная собака
Хоть однажды норов проявить).
Кто она, с оборкою на шее?
Что ей помешало сытно жить?
Разве лучше страждущей мишенью
Кирпичом и выспятком служить?
Гавкала б, как все — бурду б лакала.
(Есть ли принцип этого старей?)
Али и для песьей жизни мало
Обладать пропиской в конуре?
Без хвоста, из-за нехватки злости,
Но топор не умалил добра.
И, чтоб даром не глодала кости,
Выперла хозяйка со двора.
Ты лизнуть ей норовила руки,
Понимая, что пощады нет.
Все ж твои порядочные суки
Не тебя ль облаяли вослед?
…Вот лежишь, устав и разуверясь,
Морду в лапы от прохожих глаз.
Что ж мы, люди? Пропадают звери
Оттого лишь, что добрее нас.
…Ветер. Ветер. Осень, рот разинув,
Льет и ждет, когда же мы уйдем.
Слякоть. Холод. Двое, я и псина,
Души свои лечим под дождем.
Иеромонах Роман(Матюшин)
А вот вам история — со счастливым концом. Сосед долго держал дворовую собаку в качестве сторожа, а когда она состарилась и оглохла, решил ее утопить. Выехав в лодке на середину реки, он бросил собаку за борт и поплыл к берегу. Оглянувшись, увидел, что собака плывет за лодкой. Он встал на корму и ударил животное веслом по голове. Пес скрылся под водой, но вскоре выплыл, весь в крови, и вновь догнал лодку. Хозяин размахнулся веслом еще раз, но не удержался и сам упал в воду. Плавал он плохо. Выплывшая и после второго удара собака схватила его за руку и стала тянуть к берегу, пытаясь спасти. Косари на берегу, увидев эту картину, вытащили неудавшегося убийцу вместе с собакой на берег..
Домой хозяин шел с собакой на руках. Всю дорогу до дома его трясло от неудержимых слез. Он дал слово заботиться о своем верном друге до его естественного конца. «Духовный вестник», Брест.
ПЕС
Вокзал вздыхал в сто сотен легких,
Народ стучал, кричал и мчал…
Меж ног людских шныряя ловко,
Бродяга пес один скучал.
Он выбирал своих по духу.
Зевнет, понюхает… Не тот.
Но вот он выбрал умным нюхом,
Привстал и чмокнул! Прямо в рот…
А тот, избранник с желчным смаком
В собачьи губы — свой башмак!
…И думал пес: «Ты… не собака?..»
А люди думали — не так.
Глеб Горбовский, СПб
Рабочие муравьи с тщанием строили свой дом, снося с лесной округи неподъемные хвоинки. Хвоинки подхватывали строители, и каждая ложилась на свое место. С годами вырос настоящий город-холм со сложным переплетением улиц и проспектов вокруг дворца матки — продолжательницы рода; с полицейскими, воинами и врачами. Входы в муравейник охранялись строго, и при любой опасности — будь то дождь или нападение недругов — спешно замуровывались наглухо.
И вдруг эта размеренная муравьиная жизнь была разрушена вмиг: нечто огромное, как дерево, пробило город до земли, раздавив тысячи обитателей, уничтожив запас яичек, — будущих жителей муравейника. Солдаты яростно бросались на врага, выпуская из брюшка едкую жидкость, насмерть впивались в него челюстями…
…Две пожилые женщины лечили в муравейнике больные ноги…
Разворошить, как муравейник,
Весь мир загадок и задач…
Который камень откровенней,
Когда казнит себя палач?
…Кто муравьем таскает тяжесть,
Не пожелав владыкой стать?
Разворошить. Разбудоражить!
Сесть на пенек и — наблюдать.
Глеб Горбовский, СПб
Видели, конечно, муху, попавшую в паутину? Чем больше она дергается в попытке освободиться, тем больше запутывается в невидимых липких сетях; редко кому повезет свободой. А паук? Сначала он обездвиживает муху укусом, потом ловко заворачивает насекомое в кокон паутины и оставляет висеть до времени, пока не проголодается.
Так и человек. Однажды попавший в бесовскую западню, но сумевший с борьбой вырваться из нее, пусть не думает, что все позади. Враг знает его слабинку и только ищет повода, чтобы в удобный момент уловить человека. Сам испытал после разрыва с оккультизмом злую силу, злой и коварный ум, злое и неотступное стремление завернуть тебя в тенета покрепче и захлопнуть за тобой дверь надежды в Царствие Небесное. «Вы некогда жили по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления»(Еф.2,2). «Не давайте места диаволу»(ЕФ.4,27).
«Диавол действует именно против желающих спастись, а не против преданных греху и суете, поскольку они уже самоуловлены. Бог же попускает все это для нашего спасения, чтоб мы видели, как легко бываем поруганы невидимым врагом и как удобно для него по причине нашего скудоумия и нетвердости в вере». Протоиерей Валентин Мордасов †1998
К ЗЕМНОМУ СТРАННИКУ
О путешественник земной! проснись от сна:
Твоя грехов сума полна;
Ты погружен, как в сон глубокий, в нераденье.
Престань напрасно жизнь — безценный дар — мотать!
Не то придет к тебе внезапно смерть — как тать…
А в вечности вратах — ужасно пробужденье!
Святитель Игнатий(Брянчанинов) †1867
Кошке Мартюне 14 лет, ее сыну Малышу на год меньше. Мартюня стала хворать, и нет у нее прежней прыти молодости, хотя иногда она пытается поймать собственный хвост, конец ее райской жизни близок… Не удержавшись, я задал духовному отцу Иоанну Миронову мучающий вопрос:
— Можно ли усыплять животных, когда они становятся старыми, больными, немощными?
— Слепых, парализованных, очень больных можно, — коли даже врач отказывается от лечения, — чтобы они не мучились, — сказал батюшка. — Конечно, жалко хозяину животинку, потому что привык. Вот у нас с матушкой живет собака Чарушка, старенькая, но мы не усыпляем ее. Зимой у нее лапы сильно болели, но за лето она выходилась и теперь бегает, как молоденькая.
— А хоронить как домашних животных?
— Просто в земельке вырыть ямку и закопать. Больше ничего не надо.
— И молиться о них нельзя…
— Животные — наши друзья. Если хочется, можно помолиться: «Господи, Ты создал тварь, Ты и взял ее. Ты даешь нам красоту, даешь познания Твоих творений духовных и телесных. Благодарю за все». Что касается вопроса, есть ли у животных душа, отвечу: она у них в крови. Вот почему кровь животных нельзя вкушать. В том числе и колбасы кровяные. Кровь животных должна спускаться в землю…
ОХОТА
Я помню: брат зайчонка подстрелив,
Принес его, обрадован удачей.
Зайчонок бился — был еще он жив, —
Кричал и плакал он (и звери плачут).
Дробь угодила в голову и в бок,
Из-под усов по капле кровь сочилась,
И лапами, в отчаянье, как мог
Он колотил, уже теряя силы.
В его глазах стоял такой испуг,
Такая боль, такая жажда воли,
Где плеск ручьев и в чистых росах луг,
Овсом и рожью пахнущее поле,
Где перебежки-спешки, скок-поскок,
Где огородов сладкая отрада…
Но подколенья длинных задних ног
Скрутил ремень, не знающий пощады.
И вот последний хрип. Зайчонка взор
Померк. Цвели цветы. Деревьев листья
Шептались. Пели птицы…
Мне с тех пор
Слепой азарт охоты ненавистен.
Николай Браун, †1975
==============
Мартюня — кошечка мелкая, а ее сын Малыш — здоровый, возможно, в безымянного приладожского отца. Но Мартюня — мать, а это в кошачьей иерархии что-то да значит: устраивается кот на лежанку у теплой батареи, но Мартюня сгоняет его, и Малыш послушно перебирается на другую. Малыш сильный, но Мартюня с ним не церемонится, и часто-часто ходит он с капельками крови на носу от ее иголочек-коготков.
Врач удалил у Малыша три зуба и обнаружил в желудке опухоль. Малыш поскучнел, тусклыми стали глаза, а во время приступов кричит страшным, почти человеческим, утробным голосом. По всему видно, недолго осталось пребывать ему с нами в квартирном кошачьем раю... А Мартюня, словно чуя беду, вдруг оставила Малыша в покое и даже иногда подолгу лижет его похудевшую от болезни морду...
Не верю, что звери не говорят,
Что думать не могут певчие птицы,
Что только инстинкты у хитрой лисицы,
И пчелы не знают, чего творят...
Достойно ль царя природы делить
Всех в мире живущих
На высших и низших?
Порой и владыки разумом нищи,
Все относительно, может быть?
Мы видим не все со своей горы,
Чудес неоткрытых еще немало.
Боюсь, чтоб кичливость не помешала
Нам постигать иные миры.
Александр Яшин, †1968
====================
Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Откр. 8, 10
«Трагичным было расставание уезжающих с комнатными животными: кошками, собаками. Кошки, вытянув трубой хвосты, заглядывали в глаза людям, мяукали, собаки самых разных пород выли, прорывались в автобусы, истошно визжали, огрызались, когда их выволакивали оттуда. Но брать с собой кошек и собак, к которым особенно привыкли дети, нельзя было. Шерсть у них была очень радиоактивная, как и волосы у людей. Долго еще псы, брошенные хозяевами, бежали каждый за своим автобусом. Но тщетно. Они отстали и возвратились в покинутый город. И стали объединяться в стаи. Когда-то археологи прочли надпись на вавилонских глиняных табличках: «Если в городе псы собираются в стаи, городу пасть и разрушиться». Город Припять остался покинутым, стал городом-призраком...
Объединенные в стаи псы прежде всего сожрали большую часть радиоактивных кошек, стали дичать и даже нападать на людей, домашний скот... Группа охотников в течение трех дней отстреляла всех одичавших радиоактивных псов — дворняжек, догов, овчарок, терьеров, спаниелей, бульдогов, пуделей, болонок. 29 апреля 1986 года отстрел был завершен, и улицы покинутой Припяти усеяли трупы разномастных собак...» (Григорий Медведев. «Чернобыльская тетрадь»). От Чернобыльской аварии пострадало более 9000000 человек...
Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.
Он пошел в направленьи полета,
По сребристому следу судьбы.
Она пала к лягушке в болото,
Вдалеке от родимой избы.
— Пригодится на доброе дело! —
Положил он лягушку в платок.
Скрыл ей белое царское тело,
И пустил электрический ток.
В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.
Юрий Кузнецов, f2003
Это нам только кажется, что в природе творится хаос. На самом деле все размерено, определено и существует по строгим законам жизни-смерти. Откуда я это знаю? Да я натуралист-любитель: окно моей «кельи» смотрит на высоченное дерево неизвестной породы, и я подолгу люблю глядеть на его черный раздвоенный ствол и густые, чуть колышащиеся под ветром ветви-руки, голые зимой и наполненные жизнью летом. Глядеть на дерево можно долго; какая-то незримая связь возникает между нами, и ход мыслей ведет к вечности и конечному...
Живя в коробочке из камня,
Что видишь ты, помимо стен?
Окно? В окне жилые скалы
Да складки уличных систем...
Глеб Горбовский, СПб.
Но я увлекся. О чем бишь я? Так вот, на дереве часто появлялись вороны, и я невольно наблюдал и за ними. Воронами нас не удивишь, эка невидаль, да и похожи они друг на друга, как чумазые кочегары. Но потом я приметил, что на дереве живет семейная пара и чужих на свою территорию не пускает, сходу вступая в бой. Я стал оставлять внизу крошки и — удивительное дело! — ворон-наблюдатель особым карком мгновенно давал знать стае о наличии пищи. Откуда ни возьмись, появлялись черные птицы, отгоняя переваливающихся с ноги на ногу неповоротливых голубей. Но приступать к еде птицы не спешат: по их иерархии первым к пиру приступает начальство. С трудом, но я научился различать Карла и Клару среди собратьев. Оказывается, их гнездо на соседнем тополе, а это дерево — их собственность, и стая их право признает. Попасть сюда можно или по приглашению, или померяться силой. Но драться — вороны мастера. А живут наши соседи не два-три века, как думают люди, а 30-40 лет, и самцы, в отличие от людей, никогда не изменяют женам. А летает ворона — летчики считают ее полет самым совершенным среди пернатых. Я мог бы еще рассказать, как истово вороны ухаживают за невестами, как они изобретательны, но и так увлекся. Вот какое чудо природы потешно скачет рядом с нашим домом. Неизвестное дерево приветливо машет мне ветками на легком ноябрьском ветру...
Вороненок
Вороненка прислала ворона,
Чтоб смотрел он в мое окно.
Не обижу его, не трону,
Я к соседству привыкла давно.
Он лохмат, похож на изгоя,
Машет мокрым черным крылом.
Что он мне предвещает: горе
Иль нежданного гостя в дом?
Или согнан каким-то испугом
С полуголых сырых ветвей?
Или хочет быть просто другом,
Заменить ушедших друзей?
Надежда Полякова, СПб.
===================
Малыш и Мартюня уже прожили с нами свой кошачий век — 15 лет. Мы знаем друг о друге все — и тем не менее любим друг друга. Но вынужден сказать горькую правду: не мы их приручили, а они приручили нас. Никакие кошачьи вкусности не заставят их измениться, а что до ласк, — трепать за уши обойдется себе дороже, — они снисходительно принимают их — или отвергают — в зависимости от настроения. Характеры у них разные: чистюля Малыш более покладист и добродушен; однако, что должен чувствовать хозяин, когда кот после ласкового поглаживания по спине начинает яростно вылизывать те места, к которым прикоснулась рука? Своенравная Мартюня и терпеть не будет, а сразу пускает в ход острые иголки коготков. Коты заставляют нас кормить их той едой, которая им нравится, и спать там, где они улеглись. У котов своя логика жизни, и они следуют ей неукоснительно: хотят эти люди, чтобы мы с ними жили, — пожалуйста! — по нашим правилам. Не знаю, как удается клоуну Юрию Куклачеву ладить с ними, но думаю, что без сговора двух сторон не обошлось: приучить котов всего-то надеть ошейник удается не всякому. Что уж говорить про сложные трюки... И все равно, кошки принесли в наш дом радость; мы научились понимать их язык, а они при надобности могут сказать людям все. Мы — разные, но стремимся понять друг друга — и это прекрасно.
В зоопарке
Какие взрослые все звери!
На воле или взаперти,
Они давно уже созрели,
А нам еще расти, расти.
Нам еще, людям, ошибаться,
Одолевать свою тщету,
Еще нам лоб о лоб сшибаться,
А может быть — щитом к щиту.
И, зверя из себя гоня,
Над истинами спины гнуть нам...
А волк из-за железных прутьев
Печально смотрит на меня.
Вадим Шефнер, СПб
=================
Малышу понравилось пить воду из струйки в ванной, и он изведет всех, если по забывчивости закроют дверь. Схватывающая новое Мартюня научилась у сына, и теперь на полу плошка с водой блестит девственной полнотой. Малыш умеет открывать ручки дверей, зато Мартюня не пропустит ни одного хозяйского посещения кухни, заранее устраиваясь на углу кухонного стола. И нет силы, которая могла бы выгнать ее с любимого места. «Дежурная по кухне» не пропустит без пробы ни одного кусочка еды. С Малышом другие проблемы. Однажды в шутку я погладил его по спине массажным приспособлением с крутящимися колесиками. Массаж коту понравился. Теперь в комнату жены я пробираюсь с осторожностью: едва завидев, кот начинает гипнотизировать меня круглыми глазищами до тех пор, пока измотанный его вниманием хозяин не возьмет в руки массажер. Они встают без десяти шесть утра, деликатно касаясь лапой щеки хозяйки — мы есть хотим! Их отдых после еды нарушать нельзя — можно получить от Мартюни мгновенный удар острыми коготками. Есть много «нельзя», удобных для котов, есть много «можно», доставляющих им удовольствие. Так и живем в этом странном симбиозе, и самое странное — мы, люди, довольны содружеством, больше напоминающим диктатуру. Иногда я пытаюсь протестовать и недовольно рычу, как я думаю, на их языке. Малыш пугается и прячется под диван, а Мартюня лишь слабо повиливает хвостом. Малыш вылезает из убежища и начинает заискивать, требуя, чтобы ему то ли помыли корыто, то ли открыли дверь, то ли поиграли с ним, то ли почесали его щеткой. «Глупые люди за столько лет так и не научились меня понимать!» — удивляется дворовый красавец-кот, блестя черными, как оливки, глазами. По-настоящему Малыш боится только людей в белом халате: он прекрасно помнит, как они делали ему больно в далеком детстве. А в остальном жить можно; только хозяева попались, трудно поддающиеся дрессировке. Но время еще есть...
Двухцветной шкурки запах сладкий
В тот вечер я вдохнул слегка,
Когда ласкал того зверька
Один лишь раз, и то украдкой.
Домашний дух иль божество,
Всех судит этот идол вещий.
И кажется, что наши вещи —
Хозяйство личное его.
Его зрачков огонь зеленый
Моим сознаньем овладел.
Я отвернуться захотел,
Но замечаю удивленно,
Что сам вовнутрь себя глядел,
Что в пристальности глаз зеркальных,
Опаловых и вертикальных,
Читаю собственный удел.
Шарль Бодлер, †1867
====================
Человечество всерьез интересует, есть ли жизнь на других планетах, в то время как жизнь на самой Земле потихоньку сходит на нет. С лица Земли исчезают целые классы рыб, животных, растений, насекомых; воздух становится непригодным, недостает воды и продовольствия, исчерпаны запасы полезных ископаемых, высыхают моря... Почти загубив жизнь у себя, мы упорно хватаемся за чужую, словно она сможет продлить нашу. Не обнаружив признаков жизни на Луне, Венере и Марсе, ученые запустили ракету к спутнику Сатурна — Титану.
Чем выше взлетают ракеты,
Тем дальше от Бога сердца,
Чем ближе до дальней планеты,
Тем явственней чувство конца.
Александр Солодовников, †1974
Пролетев за семь лет миллиарды километров, зонд успешно опустился на его оранжевую поверхность. И люди впервые увидели метановые моря, нечто похожее на русла рек, россыпи инопланетного льда. Признаков жизни, слава Богу, обнаружено не было. Я с ужасом думаю, что бы произошло на Земле, если бы зонд определил на Титане наличие хотя бы одной бактерии. Ее существование перевернуло бы жизнь на нашей планете. Стали бы возникать политические партии — одни в защиту, другие против титанской бактерии; человечество разделилось бы на два лагеря, и это неизбежно привело бы к мировой войне немыслимых масштабов, после которой ничего живого на Земле не осталось бы. «Небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» (2 Пет. 3, 10).
Но вот однажды, много-много веков спустя, на безжизненную планету Земля, почти без атмосферы, приземлился инопланетный зонд и начал исследовать, есть ли здесь признаки жизни. К радости исследователей, зонд обнаружил существование бактерий. На основании полученных данных инопланетные ученые сделали вывод, что в далеком будущем на этой планете не исключено зарождение жизни...
Все, словно должное приемля,
Без передышки, в полчаса,
Мы губим океан и земли
И прожигаем небеса.
Мы добираемся до точки,
Своих размеров не тая.
Скрипят, как обручи на бочке,
Круги земного бытия.
Чем мы еще потешим души,
Каких наделаем чудес,
Куда мы двинемся без суши,
Без океанов и небес?. .
Михаил Дудин, СПб.
=====================
В последнее время часто размышляю о «покорении» человеком природы. Цунами в Юго-Восточной Азии, кажется, несколько сбило спесь, показав неспособность человечества даже предупредить трагедию. А наше технологическое «могущество»? Внимательно оглянитесь вокруг себя. Вот над головой летает обыкновенная муха (подотряд короткоусых, отряд двукрылых насекомых), мозг у нее с булавочную головку — а как летает! Фигуры ее высшего пилотажа не сможет даже приблизительно повторить ни один летчик ни на одном самолете. Самолет может лететь или по прямой, или по пологой кривой, а при превышении угла атаки он разрушается. Вертолет способен подниматься и опускаться вертикально. Вот, пожалуй, и все летные качества человеческого гения.
А муха? Аэродромом для нее становится любая поверхность —пол, стены, потолок, — везде она чувствует себя как хозяйка. Узоры ее стремительного полета неповторимо красивы, а глаз замечает муху лишь при посадке; кажется, что законы гравитации на нее не действуют. Да и сама муха удивительно гармонична и создана для полета, ее прозрачные крылышки за секунду совершают немыслимое число взмахов — поэтому мы и слышим жужжание. Муха — виртуоз неба, которое ограничено потолком. Вот и Николай Рубцов согласен со мной: «Мне приятно даже мух гудение, Муха — это тоже самолет». Конечно, муха надоедлива и нам неприятна — она питается шелушащимися кусочками нашей кожи, но если посмотреть на нее технически, то человеку еще очень далеко до мушиных достижений. Я перестал убивать мух — тоже ведь твари Божии. И потом: «За каждой мухой не нагоняешься с
обухом», — В.И. Даль.
Про муху почти ничего в Библии нет, зато есть про других «малых»: «Вот четыре малых на земле, но они мудрее мудрых: муравьи — народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою; горные мыши — народ слабый, но ставят домы свои на скале; у саранчи нет царя, но выступает она стройно; паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах» (Притч. 30, 2--28) .
С большим трудом нашел уважительное стихотворение о героине «былинки»:
Муха
Смертный стон разбудил тишину —
Это муха задела струну,
Если верить досужему слуху.
— Все не то, - говорю, — и не так. —
И поймал в молодецкий кулак
Со двора залетевшую муху.
— Отпусти, — прозвенела она, —
Я летала во все времена.
Я всегда что-нибудь задевала.
Я у дремлющей Парки в руках
Нить твою задевала впотьмах,
И она смертный стон издавала.
— Отпусти, — повторила она, —
Кровь отца твоего солона,
Но пьяней твоей бешеной славы.
Я пивала во все времена,
Залетала во все племена
И знавала столы и канавы.
Я сражалась с оконным стеклом,
Ты сражался с невидимым злом,
Что стоит между миром и Богом...
Улетай, — говорю, — коли так. —
И разжал молодецкий кулак. . .
Ты поведала слишком о многом.
Юрий Кузнецов, СПб.
===================
По телевизору показали девочку, воспитанную дворовой собакой. Неимоверными усилиями воспитателей детдома ее научили говорить и стоять прямо, а не ползать на четвереньках. Но когда русскую маугли, выросшую в конуре, спросили о заветном желании, она сказала: «Хочу лаять. Я не человек, я — животное», — и встала на коленки, и впрямь залаяла. Еще показали мальчишку, вскормленного кошкой. Ни он, ни девочка не хотят оставаться людьми, да людьми уже и не будут: видимо, младенчество — важнейший период для того, чтобы крохотный человек стал частью человечества. Они понимают язык животных и умеют разговаривать на их языке. Эти дети знают, что звери — добрые. А среди людей они чувствуют себя чужими.
...Я рассказываю Малышу о людской неправде, а он внимательно глядит на меня своими круглыми, все понимающими глазищами, в которых читаю: «Ах, люди, люди! Ну что вы никак не можете устроить свою жизнь! Вот если бы ты, хозяин, был котом...» — и Малыш ласково трется о мою ногу, утешая, что мне так не повезло...
Летела белая гусыня
Над светлой утреннею синью
На полном вымахе крыла
Летела белая гусыня —
С предсмертным криком — от орла.
Перемахнув лесную реку,
Безсильная, едва дыша,
Она метнулась к человеку,
Что вышел вдруг из шалаша.
Ей спрятаться б за эту спину,
Припав на лоно зыбких вод...
...А он
Легко двустволку вскинул
И срезал птицу
Прямо влет.
Вячеслав Кузнецов, СПб.
======================
Едва не забыл упомянуть еще об одном обитателе нашего дома. Однажды на дне ванны я заметил маленького паучка и очень удивился — уж тут-то чем можно разжиться? Пытаясь помочь насекомому, а заодно и познакомиться, я положил рядом с ним крошечный кусочек мяса, но паучок не обратил на него внимания. Я назвал его Паутинычем и решил с ним подружиться. Но не знавшая о новом постояльце жена открыла в ванне кран, и стремительный водоворот увлек Паутиныча в трубу. Не скрою, я был расстроен: не успели мы узнать друг друга, как будущий знакомец на моих глазах трагически погиб.
Каково же было мое изумление, когда через несколько дней я обнаружил Паутиныча на прежнем месте. Обрадованный его чудесным спасением, я сказал ему несколько приветственных слов, но ответа не получил.
Так мы и живем теперь впятером: мы с женой, кошка Мартюня, кот Малыш да паучок Паутиныч. Но самое удивительное в том, что после очередной встречи своего нового друга мне обязательно приходит какое-нибудь известие: или письмо в ящике, или навестит кто, или нежданный телефонный звонок раздастся... Почему люди так пауков не любят? Из названий его в Толковом словаре Живого Великорусского языка В.И. Даля неприязни или ненависти народа к насекомому не чувствуешь: павук, павок, павко, павел, мизгирь, муховор, сетник, кошель, тенетник. Лови паук мух — покеле ноги не ощипаны! Точно знаю, что в деревнях скрученную в шарик паутину принимали при сильной простуде; позднее выяснили, что в ней содержится огромное количество антибиотика — пенициллина. Не одну крестьянскую жизнь спасла паутина в комнатном углу! Еще знаю, что паучья паутина прочнее стали — нить из шелка толщиной с карандаш может остановить летящий самолет. Одно печалит: не могу взять в толк, как же дать Паутинычу знак, что я хочу с ним дружить?..
Косиножка
Тварь тщедушная, но Божья, —
о восьми ногах паук.
Тельце плавает меж ножек,
как на спицах — шерсти пук.
Упакованный в мешочек
каротина и тепла,
словно спутник-одиночка,
пролетает вдоль стола.
Я смотрю — глазам не верю!
А паук передо мной
опечатывает двери
паутиной — в мир иной...
Глеб Горбовский, СПб.
================(из книги «РАСКРЫТАЯ КНИГА,2006»)
Песня воробышку
А сами воробышки? В каких теплинках прятались они от морозов? А теперь радуются жизни и солнцу, и людям от их радости веселее. Воробьи — птицы отважные — ведь сколько смелости надо, чтобы оторвать свою крошку у вороны. Но серенькие комочки безстрашно скачут среди громадных птиц, а те по-королевски мирятся с присутствием мелкоты.
Теперь им не до пиршеств, а в начале XX века, когда в Петербурге главным средством передвижения людей и грузов были лошади, корма у пичуг было вдосталь. Растолченный в порошок тысячами копыт, даже при легком ветерке вился в воздухе желтыми вихрями навоз. «Кто этому пел гимны – так это воробьи, - вспоминает в «Записках старого петербуржца» Лев Успенский. - Плотными стаями срывались они с крыш, с деревьев, как только по пустынной улочке проезжала лихая упряжка; клубками катались по мостовой, выклевывая из еще теплых кучек помета зерна овса. Они размельчали навоз; дворники с железными совками лениво заметали его в желтые холмики – до ночной уборки».
Воробышек – пичуга смелая!
Весь корм засыпала зима,
и лишь мука сугробов белая
заполнила все закрома.
Пусть слиплись перышки от грязи
и конский ты клюешь помет,
но я и сам не лезу в князи,
благословляя твой полет.
Вспорхни ко мне, седой воробышек,
осыпан инеем с куста.
Мне зябкость твоих серых перышек
милей павлиньего хвоста.
О, птаха зим неприхотливая!
Родной верна ты стороне,
и юга странствия счастливые
не по тебе и не по мне.
И я скучал в дороге дальной,
там, где чужая сторона,
тоской тягучею задавленный –
по горсти снега и зерна…
Николай Кузнецов
Я прочитал у Василия Пескова, что воробьи (Fringilla domestica) живут всего девять месяцев и очень расстроился — какая короткая жизнь у привычной пичужки! О них не пишут песен, не восхищаются их разговорами-щебетанием, в литературе о воробьях — вскользь да неприветливо. Правда, великий русский писатель И.С. Тургенев обезсмертил птичку в «Стихотворениях в прозе», - как старый воробей ринулся спасать от собаки упавшее с дерева желторотое чадо: «Он… заслонил собою свое детище… но все его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!.. Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. – Только ею, только любовью держится и движется жизнь».
А воробышки — такая же часть русской жизни, как березка, тоска-кручина, блины, даль необъятная и дворовые коты. Не зря же народ придумал про них столько пословиц и поговорок. А фамилия Воробьев — одна из самых распространенных в России. Привыкли мы к ним и не замечаем, как борются воробьи за свою и без того короткую жизнь, с какой любовью выхаживают малышей и ставят их на крыло, как забавно купаются в пыли. Люди ничем не помогают воробьям выживать, а зря: не будь этих неприметных птах, комаров развелось бы немеряно. У Бога нет ничего лишнего…
Воробьи
Золотой рассвет настал,
И защебетали гулко
Воробьи в густых кустах —
Музыкальная шкатулка.
Чьей-то волей неспроста
Ветки с листьями хранят их
От рогатки, от кота,
Стерегущего пернатых.
Щебечите веселей
Вы — мои дружки, подружки —
Не скворец, не соловей,
А дворовые пичужки.
Надежда Полякова, СПб
Воробью
Ну как, брат воробьишка, перекрыли нас с тобой?
Скворцы перекричали, дрозды пересвистели.
Мы тоже любим солнышко и воздух голубой –
Да только не умеем пускать такие трели.
Что замолчал, приятель? Не слышат? Не беда!
Чирикай на здоровье! Вот мне молчать полезно…
А с неба так и льется! Там жаворонок – да…
Шельмец, умеет как-то – и вовремя, и честно.
Давай, давай, голубчик, наяривай, ликуй:
Какая твоя должность, такая и работа!
А где-то за березками: «ку-ку, ку-ку, ку-ку!»
Не бедно и не скупо, но с паузами что-то…
Наталья Ланковская
Воробьи
Едва затих состава гром,
Проровался щебет, писк –
Откуда под землей, в метро
Вдруг воробьи взялись?
Откуда? Скачут, мельтешат,
Безпечно, как в лесу,
И что-то в клювах малышам
Взъерошенным несут.
Змеиный корпус распластав,
От станции разбег
Берет очередной состав,
Безжалостен, как век.
Все на своем пути снесет…
Но весело над ним
Щебечет воробьиный взвод,
Как жизнь непобедим.
Юлия Друнина
Ода воробью
Пока меня не сбили с толку, презревши внешность, хвор и пьян, питаю нежность к воробьям за утреннюю свиристелку. Здоров, приятель! Чик-чирик! Мне так приятен птичий лик. Я сам, подобно воробью, в зиме немилой охолонув, зерно мечты клюю с балконов, с прогретых кровель волю пью и бьюсь на крылышках об воздух во славу братиков безгнездых. Стыжусь восторгов субъективных от лебедей, от голубей. Мне мил пройдоха воробей, пророков юркий собутыльник, посадкам враг, палаткам друг, - и прыгает на лапках двух. Где холод бел, где лагерь был, где застят крыльями засовы, орлы-стервятники да совы, разобранные на гербы, - а он и там себе с морозца попрыгивает да смеется. Шуми под окнами, зануда, зови прохожих на концерт!.. А между тем не так он сер, как это кажется кому-то, когда из лужицы хлебнув, к заре закидывает клюв. На нем увидит, кто не слеп, наряд изысканных расцветок. Он солнце склевывает с веток, с отшельниками делит хлеб и, оставаясь шельма шельмой, дарит нас радостью душевной. А мы бродяги, мы пираты, - и в нас воробышек шалит, но служба души тяжелит, и плохо то, что не пернаты. Тоска жива, о воробьи, кто скажет вам слова любви? Кто сложит оду воробьям, галдящим под любым окошком, безродным псам, бездомным кошкам, ромашкам пустырей и ям? Поэты вымерли, как туры, - и больше нет литературы.
=======================
В раньших (не исправлять!) «былинках» я делился в вами, читатель, своими скудными орнитологическими наблюдениями про мирное соседство с двумя воро’нами (вид Corvus Cornix) — Карлом и Кларой. Степень их доверия ко мне определялась поеданием крошек, которые я постоянно перед работой рассыпал под «их» деревом, ласково приговаривая: «Ешь, Карлуша, ешь, Клара, булка свежая, себе в убыток вас откармливаю». Но Карл и не отстающая от него ни на шаг Клара терпеливо ждут, пока я не удалюсь на достаточно безопасное расстояние.
Покормите птиц зимой,
Пусть со всех концов
К вам слетятся, как домой,
Стайки на крыльцо.
Александр Яшин †1968
Из моего окна просматривались только две «их» липы, а гнездо вороны устроили на тополе как раз напротив окна в комнате жены.
Дело было в конце зимы; видимо, супруги решились обзавестись потомством. Карл строил гнездо основательно — не всякая ветка годилась для вороньей крепости, а Клара лишь хлопотала рядом, делая вид, что и от нее есть женская польза. Но Карл этого не замечал; работа захватила его целиком. А ну попробуйте в развилке дерева на высоте 25 метров из разносортного материала построить метровое гнездо вразлет и высотой до 70 сантиметров! Да постройте так, чтобы никакой ураган не смог сбросить вниз воронье гнездо даже через несколько лет? И впрямь, вскоре Клара прочно уселась на мягкую подстилку днища, и весь март мы с женой снизу могли рассмотреть только высовывающийся из гнезда Кларин растопыренный хвост. Потом я вычитал, что именно весной самка откладывает голубовато-зеленые с серовато-бурыми крапинками яйца, от 3 до 6 штук. Эта пора добавила Карлу забот: то он неустанно подстраивает гнездо, то в безконечном круговороте кормит неподвижную супругу — в кладке должна сохраняться строго определенная температура, то стережет свой удел.
Наверное, не меньше месяца прошло, как уже в своем окне на родном дереве я узрел молодого вороненка в окружении радостных родителей. Первое время Сэр — как-то сама приклеилась к нему эта кличка — все больше сидел, трусливо перепрыгивая на ближайшую ветку, а родители все реже опекали свое единственное чадо. Мы никогда не узнаем драмы, почему из целой кладки яиц появился на свет только этот породистый джентльмен. «Доброе утро, Сэр! Рад видеть вас в добром здравии», — приветствовал я его. ”Good morning, sir-r-r! Fine weather, isn’t it?” («Доброеутро, с-э-э-р! Прекрасная погода, не так ли?») — отвечал он с блестящим оксфордским акцентом и отворачивался, давая понять, что разговор подошел к концу.
Вас не удивляет английский язык птицы? Разумным было бы предположить, что Сэр является потомком знаменитых воронов, уже 900 охраняющих лондонский замок Тауэр на реке Темзе. На королевское довольствие зачислено семь воронов, и каждого из них можно различить по разноцветным полоскам на лапках. Молодых воронят выпускают только на замену старшему поколению. Есть даже маленькое воронье кладбище. Лондонцы верят, что если вороны покинут Тауэр, столице придет конец. Надо будет присмотреться к вороненку получше: а не сбежал ли наш Сэр с ответственной королевской службы?..
ЧЕРНЫЕ ВОРОНЫ
Береги, Британия, черных воронов,
Как детей берегут от ворогов.
От напасти и разорения —
Береги их черное оперение.
Чтобы падалью не промышляли,
Как солдат, в полки зачисляй их.
Выдавай им на пропитание
По два шиллинга в день, Британия.
Пусть по Тауэру пошагивают,
Пусть от сытости их пошатывает,
Пусть лоснятся их крылья синие.
Пока живы они, ты будешь сильною.
Неужели в это предание
Кто-то верит всерьез, Британия?
Ворон ворону тайны свои не выклекнет.
Ворон ворону глаз не выклюет.
Надежда Полякова, СПб
Расстроились? Возмутились? Всплакнули даже? Мне тоже очень жалко собак побитых. А вот и нет! Я специально поменял местами эпизоды, чтобы мы с вами пострадали-помучились. Как раз этих самых курортных псов и спас мальчишка в белой рубашке, выпустив их на волю. Псы уже пришли в себя, обсохли и валкой стаей бегут подальше от человека, который хотел их ни за что убить. А ведь, правда, на душе ладно стало? Ведь правда?..
В столице существовал огромный голубиный рынок. Сами голубятни напоминали крепости после сражения: голубей воровали, они стоили денег, а некоторые породы — денег больших, поэтому для укрепления голубятни владельцы использовали любой подручный материал — старую фанеру, доски, куски обшивки самолетов, благо Центральный аэродром был за забором. Рассказывали голубятники и о специально обученных птицах, способных увести стаю к другому хозяину. Цинично рассказывали о голубиной преданности и любви до гроба. Конечно, тогда я был слишком мал, чтобы мой впитывающий все подряд умишко осознал слово «преданность» и «любовь», но взрослея, я понял, что это не пустые слова. Из-за безчисленных переездов я так и не стал голубятником, но с годами интерес к жизни животных становится у меня сильнее. Не все, оказывается, так просто в животном мире и далеко не все поступки зверей, птиц и даже насекомых всезнающая наука может объяснить инстинктом. Иногда мне кажется, что животные способны любить сильнее людей. Да вы и сами об этом знаете…
ДИКАРЬ
А каких голубей мы держали:
«Туляков», «вертунов», «почтарей».
Высь кроили крылами-ножами
Птицы самых отборных кровей!
На обедах рубли сэкономив
Втихомолку от мамок своих,
Покупали хохлатых, бантовых,
Мохнолапых и всяких других.
А напротив резных голубятен,
За разбитым чердачным окном,
Жил дикарь — длинноносый, как дятел,
Без бантов и с облезлым хвостом.
И, от наших кормушек гонимый,
Безпризорник, бродяга, плебей,
Коротал он и лето и зиму
С чернокрылой подругой своей.
Безпородному вслед мы свистали,
Только он, нашу злость распаля,
Налетал вдруг и сманивал стаи
За чужие сады и поля.
Но однажды сосед деловито —
Наконец-то дошла, мол. рука —
Вместе с форточкой, ветром разбитой,
Застеклили и окно чердака.
…Третьи сутки — не много. не мало —
Бил крылами дикарь о стекло;
Там в чердачной пыли умирала
И звала голубица его.
И вдруг взмыл убывающей точкой
Ввысь, где паводком небо текло,
Разогнался, сложился комочком
И ударил с размаха в стекло…
Далеко за плечами то утро.
Повзрослели мы, стали грубей,
Только с той поры почему-то
Не держу дорогих голубей.
Анатолий Пшеничный
В России ощущение такое, словно все ее обыватели — заядлые рыболовы. Зимой в электричке не протолкаться из-за одетых капустой рыболовов, в валенках с калошами и противорадиционным костюмом как завершение экипировки. Чего они там привозят домой после суточного сидения в неудобной позе на льду, не знаю, но пару бутылок водки они тащат на рыбалку непременно. И тонет рыбаков по весне немало, и машины под лед уходят, и вертолетами их спасают.
Вы, наверно, подумали, что я на все лады буду расхваливать этот вид тихой охоты. Отнюдь! Когда-то и я с отцом посижывал с удочкой на каменистых островках в Карелии, и знаю, как колотится сердце при каждом погружении поплавка. А когда удавалось поймать какую-нибудь мелюзгу, дрожащими пальцами я рвал крючок из рыбьего рта, чтобы скорее, скорее забросить и поймать еще и еще. Но потом со мной что-то произошло, и я стал жалеть рыб. Смешно, не правда ли? «Мальчику рыбку жалко»; спиши слова. Но заинтересовавшись, я узнал, что нервная система рыбы развита очень хорошо, а значит, рыба способна ощущать боль. Многие цепляют на леску до десятка крючков, и опытные рыбаки утверждают, что рыбам крючки наносят очень много ран на теле. Момент второй: поймав рыбешку, мы в лучшем случае бросаем ее в крохотное ведерко с водой на донышке — не рыбы ради, конечно, а чтобы свежей была. А чаще вообще шлепаем ее на траву, где рыбка, извиваясь, в агонии пытается вдохнуть живительную для нее воду.
Ученые доказали, что при этом рыба испытывает сильнейшие мучения от удушья, а не спокойно «засыпает», как успокаивают себя рыболовы. Да вы сами-то попробуйте засунуть голову в ведро с водой и «подышите» в свое удовольствие — как там «спится» в воде? Завопили б, сознавая, что беду зовут бедой, и что их вода живая стала мертвою водой. Михаил Дудин.
ТАЙМЕНИ
В холодных струях с гор бегущих рек, подальше от заливов и от мели, проводят свой блаженный рыбий век могучие сибирские таймени. Я вижу их, и видят рыбака они своими зоркими глазами. И невдомек им, невдомек пока, зачем крадусь я рысьими шагами. В моих руках упругий, гибкий штырь, прозрачная, как горный воздух, леска. Прицельный взмах – и полетела в бырь блестящая коварная железка. Как будто рыбка мчится по волне! И самый крупный ринулся за нею… Немного сил потребовалось мне, чтоб показать рыбацкий нрав тайменю. Лежит у ног жемчужное бревно с младенчески-невинным, чистым взглядом и словно думает: так вот оно какое существо, что было рядом! Одним движеньем я рванул крючок из редкозубой и покорной пасти, толкнув к воде красавца: - Дурачок, беги и знай, что есть на свете счастье! И видел я, как он, войдя в струю, стоял с минуту, милости не веря. Потом взмахнул хвостом: - Благодарю! – и бросился в бурун с повадкой зверя. Неслась вперед певучая река, и, серебристой зеленью блистая, глядела на большого чудака во все глаза доверчивая стая. Николай Стрельников
В России законов об истязании живых существ нет, а если и есть, их никто не выполняет. Попробуйте в Германии оставить на улов рыбу меньше положенных размеров, кажется, в 12 сантиметров — инспектор тут же отберет у вас членский билет да еще оштрафует на значительную сумму. Есть специальная линейка для измерения рыб; маленьких сразу выпускают. В Германии действует и исполняется неписаный закон: «Возьми, сколько съешь, остальное отпусти». В снаряжении немецкого рыболова должна присутствовать деревянная колотушка, чтобы сразу оглушить раненую рыбу, не мучить ее.
Браконьеры у костра.
Пламя пляшет, как цыганка.
Водка. Черная икра.
Хлеба черствого буханка.
На воде — двух катеров
замерли слоновьи туши.
Двух десятков осетров
отлетают в небо души.
— Ну-ка! Брось сюда топор!
Ловкий тут один, упрямый!
— Осторожней! Бей в упор!
Пухлый, чувствую, икряный…
Под полой блеснул обрез,
облик показав звериный,
и топор, чуть тявкнув, влез
в череп влажной осетриный.
И рыдал веселый нож,
медленно влезая в брюхо.
И звенел удачи грош,
звонкий, словно оплеуха.
Белобрюхий всплыл туман.
Дым чернел оскалом пасти.
Умирала тишина
осетром на крючьях снасти.
Василий Чертушин
Немцы действительно ловят рыбу ради удовольствия, поэтому у них распространено еще одно правило: «поймал — отпусти». А у нас?… Есть еще одно правило, усвоенное человечеством: чем милосерднее ты к окружающим, тем счастливее жизнь ты проживешь.
Задумайся, человече: «Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие запутываются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них». (Екк.9,12).
РЫБОЛОВ
Он свое удило из капрона
Поднимает, как двуручный меч!
В тихий вечер краткого сезона
На природе некого беречь.
Вырвет жабру, будто ноготь пальца.
Кровь сотрет на жале вороном.
Человече хочет поиграться,
Человече хочет поиграться…
Все страшней игрушки день за днем!
Доигрались мы до ржавой лужи
И опять сидим над дважды два!
Старых истин свет горит не хуже,
Чем в костре ворованном дрова.
Михаил Шелехов
На даче две хорошие новости. Как-то, на «Дороге жизни» купили красивый, сделанный из аккуратно обработанных кругляшков, скворечник. Водрузили его на дерево рядом с домом и стали ждать заселения хозяев. Но в первый год помещение осталось свободным: то ли поздно повесили, то ли не в ту сторону отверстие — птицы любят, чтобы вход был с востока.
А вчера жена говорит: «В скворечнике-то жильцы появились, и даже птенчики есть». Понаблюдав, я увидел, как пара стрижей на огромной скорости подлетела к домику, но, заметив человека, круто ввинтилась в небо. Они очень осторожные птицы. Я взял словарь А.Брема «Жизнь животных», чтобы побольше узнать о своих новых соседях. Оказывается, кроме некоторого сходства, никакого отношения к ласточкам стрижи не имеют. Они больше других птиц проводят в воздухе, иногда до 17 часов, и летают очень высоко, преодолевая порой сотни километров со скоростью 100-200 км в час. Для сравнения: скорость гусей – 70км/час, ласточек — 60, журавлей - 50, воробьев — 40. При таком расходе энергии стрижи вынуждены добывать для себя пищу практически все время, за исключением короткого отдыха ночью.
А из комнаты на втором этаже мы можем легко наблюдать, как в расселине кедра — руку из окна протяни —… три пищащих комочка безпрестанно ругаются в ожидании пищи от папы и мамы. Здесь и скворечника не понадобилось. Да это же дроздята! Когда же мы услышим ваши знаменитые песни?
…А Малыш — точно старик. Подошел к приземлившемуся на землю птенцу, понюхал его на расстоянии, брезгливо дернул лапой и ушел прочь. А ведь раньше пернатых на лету когтем хватал…
ДРОЗДЫ
Вы слыхали, как поют дрозды?
Нет, не те дрозды, не полевые,
А дрозды, волшебники дрозды,
Певчие избранники России.
Вот они расселись по лесам,
Зазвучали до самозабвенья.
Узнаю я их по голосам —
Звонких повелителей мгновенья.
Звуки вырастают, как цветы:
Грустные, веселые, любые,
То горячие до красноты,
То холодно-голубые.
Достают до утренней звезды,
Радугами падают на травы…
Шапки прочь! — В лесу поют дрозды,
Для души поют, а не для славы.
Слова Сергея Острового, музыка В.Шаинского
Хорошо, когда птицы доверяют людям: там, где опасно, они селиться не будут. Надо побольше скворечников на участке; вот где приятный гомон, вот где настоящий праздник жизни от птичьего пения.
«И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной.(И стало так). И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся… и всякую птицу пернатую по роду их. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле» (Быт.1,20-22).
Бойня
…Писать об этом страшно, читать, наверное, еще страшнее. Но я заставил себя сделать запись. В книге Эптона Синклера «Джунгли» (1905) повествуется о том, что происходит на скотобойнях Чикаго: «В тот же миг по ушам полоснул страшный, леденящий душу визг… за ним другой, еще более громкий и агонизирующий, ибо однажды отправившись в это путешествие, боров уже никогда не вернется назад. Тем временем люди внизу делали свою рутинную работу. Ни визг забиваемых свиней, ни слезы посетителей не трогали их; одну за другой они подвешивали свиней на крюки и выверенным быстрым движением перерезали им горло. Многие животные от ужаса сходили с ума. Образовывалась целая вереница агонизирующих, извивающихся животных, визг постепенно сходил на нет вместе с бьющей из горла кровью и туши со всплеском исчезали в огромном чане с кипящей водой.
… Они не сделали в своей жизни ничего такого, чтобы заслужить подобный конец, и это лишь добавляло унижение к мукам: дело здесь поставлено так, что их швыряли туда-сюда в хладнокровной, отчужденной манере, без малейшего намека на чувство вины, без единой слезинки».
Мы безчеловечно относимся к безгрешным животным, хотя можно изобрести тысячи способов безболезненного их умерщвления. Я тоже не буду щадить тебя, читатель.
На бойне мясокомбината, где и в зарю царят закаты, где нет надежд и веры в чудо, где гаснет зов далеких сел, живет под кличкою Иуда с библейской внешностью козел. Он испытал все передряги, его не тронет страх ничей. Ему загонщики-деляги суют огрызки калачей и чешут бороду с охотой. Им без Иуды как без рук. Он, как привычную работу, с рассвета вьет за кругом круг. Начнут плясать бараны в страхе и слышат: — Мэ-э-э… — он тут как тут, шагает бодро, первым к плахе и те… и те за ним идут. Через тоску свою и ужас идут, как через речку вброд. А переход все уже, уже, на нем не встретишь поворот. И безполезно, дыбясь, прыгать. Боками стиснуты бока. И лишь козел для них как выход из этой пропасти в луга к прохладным, утренним туманам, к далеким теневым лесам. Они не чуют в нем обмана, он впереди шагает сам. Они плывут за ним лавиной. Он Бонапарт для них и бог. Но перед самой гильотиной козел сворачивает вбок. И там ему подносят клевер, он передышке краткой рад. А стадо прямо на конвейер плывет, плывет в кромешный ад. И лишь на миг в очах бездонных вдруг вспыхнут черные леса… А через час выходит в тоннах с конца другого колбаса… Гляжу на мир и часто вижу. как вспышку жуткую во тьме. козлиный бок от крови рыжий и слышу где-то рядом: — Мэ-э-.!..
Виктор Крутецкий
В настоящее время используют три метода убийства — оглушение кувалдой или топором, оглушение так называемым «кувалдочным пистолетом» и электрошок. Когда животные приближаются к месту забоя, они чуют, что их ожидает, и начинают упираться. Чтобы заставить их пройти в крохотные загоны, рабочие используют обнаженные электроды или дубины. Итак, в первом случае животному наносится мощный удар кувалдой по голове, которое проламывает ему череп и приводит в безсознательное состояние. Если животное большое и сильное, и жертва начинает метаться в агонии, бьют кувалдой второй раз.
В случае с «болваночным пистолетом», ствол этого оружия приставляется ко лбу животного. Есть два типа таких пистолетов. Первый с огромной силой выстреливает болванкой, вызывая контузию животного. Второй выстреливает болванкой, которая, пробив череп. проникает внутрь и затем втягивается опять в пистолет. В образовавшееся отверстие сразу же вонзается и несколько раз проворачивается стальной прут, чтобы разрушить нервные центры в мозге.
Наиболее гуманным и наименее болезненным способом оглушить животное перед смертью является, пожалуй, электрошок. Электрический разряд пропускается через мозг жертвы, парализуя и оглушая ее. Животное должно быть спешно заколото и обезкровлено, ибо через семь минут оно может прийти в себя… Все, больше не могу и выключаю интернет — становится плохо. А мы все удивляемся, откуда появляются маньяки.
Умный мальчик, пытливый и пристальный,
ты любимого Мишку берешь…
Жалко Мишку, но хочется истины!
Так в руке появляется нож.
Вот опилки неопровержимые!
Значит, Мишка — подделка и ложь…
Ты познал до конца содержимое,
Содержанье — убил ни за грош.
Кирилл Ковальджи
«Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершенное им преступление не особенно существенно и обусловлено необходимостью». Г.Лессинг †1781.
Один священник, прочитав мою книгу, сказал: «Вы, наверное любите животных?..» Да, я люблю «братьев наших меньших», но испытываю непреодолимую ненависть к людям-нелюдям.
КОРОВА
Гонят на бойню скотину.
Старая плачет корова.
Грубого спросит детину:
— Что я наделала злого?
Летом со стадом ходила.
В зиму я сено жевала.
Сливками деток поила
И никого не бодала…
Мясо вам нужно — возьмите.
Шкура нужна — обдерите.
Только зачем вы кричите,
Гоните, палками бьете?..
Александр Ревенко †1977
Памятник лошади-труженице
Кому только мы не ставим памятников? Пьянице Чижику-Пыжику, веселому Артиллеристу с трубкой в руке, Фотографу, крест-амбразуру Михаила Шемякина с видом на тюрьму «Кресты» и унизительно-лысого Петра в Петропавловской крепости, Городовому, спящему Бегемотику в садике родного филфака Университета, гигантские и уродливые извивы бронзовых мыслей Зураба Церетели, памятник канцелярской скрепке, букве Ё, а в Самаре – даже отопительной батарее… Только о наших беззаветных помощниках, без коих и жизнь, думаю, была бы невозможна в России, но до этого никому дела нет. Правда, надо отдать должное Москве: в районе Кузьминки установлен памятник – нет, не лошади – Пчеле «Кузя», хотя называть насекомых именами святых – кощунство. Ну да ладно, трудолюбивые пчелки памятник давно заслужили.
Вот я и решил из собранных стихотворений поставить памятник лошади. Не породистой, аукционная цена которой на вес золота, а той замученной непосильным трудом лошаденке-доходяге, из века в век верно служившей человеку и в бою, и на поле, и на параде, и в долгой русской дороге. Неужели она этого не заслужила?.. В начале безумных лет перестройки Александр Невзоров в «600 секундах» показал эпизод с лошадью, которая, бережно держа на весу сломанную переднюю ногу, неуклюже брела по улицам вечереющего города. Видно, на ней новоявленные «бизнесмены» катали за деньги детей и повредили животное. Что станет с человеком в таком положении? Отправят в больницу и наложат гипс. И что сталось с лошадкой, которой не повезло?..
Я люблю лошадей, хоть встречаю их, право, не часто… И ночами мне снятся горячих коней табуны. Тонконогих и стройных. Гнедых, вороных, разномастных! Почему их глаза человеческой грусти полны? Я люблю лошадей. Но для них не находится места в этом мире машин. И они – за незримой чертой. Но на синем лугу из расплывчатой памяти детства серебристые кони глотают туман голубой… Елена Синявская
БАЛЛАДА О ЛОШАДЯХ
Я знаю: лошади умны,
те, что трудились в поле,
пусть неуклюжи, нестройны
иной не знали доли,
как от темна и дотемна
пахать, работать без обеда…
А где-то впереди война,
И далека еще победа.
Они косы, и вдоль спины
на их спинах виднелись шрамы;
но были лошади умны,
нам зарабатывая граммы
не первосортного зерна,
а так, мякину и отходы…
А где-то шла еще война
И были дальними походы.
Я вспоминаю и сейчас
Их невеселых, некрасивых,
Их доброту печальных глаз
И седину в их потных гривах.
Александр Шевелев, СПб
=========================
СЛЕПАЯ ЛОШАДЬ
Слепая лошадь ходит за селом,
глаза ее белесые слезятся,
свисает хвост тяжелым помелом,
и овода на веки ей садятся.
Слепая лошадь… Экая печаль!..
Какая незадача, елки-палки:
порою стариков своих не жаль,
когда они безпомощны и жалки.
И каждый норовит кобылу прочь
прогнать с пути, ударив словом жестким:
«Тебе уже, хвороба, не помочь, -
не стой, как светофор, на перекрестке!»
Но вот какой-то юный человек,
перечеркнув вечернюю прогулку,
подходит к ней и мух сгоняет с век,
и надвое разламывает булку.
И лошадью становится скелет,
и зоркие глаза уж не слезятся,
и можно жить на свете сотни лет,
и старости убогой не бояться.
Иван Стремяков, СПб
ШЛА ЛОШАДЬ
Асфальт, налитый жаром, парил и тут и там. Шла лошадь тротуаром, как ходят по делам. Прохожие смотрели, как смотрят на коней. И оводы гудели, летящие за ней. Куда же ты, гнедая? Сбежала от кого? Юнцов косматых стая кричала: - Мирово! Гражданочка с поклажей, с глазами, как магнит, ворчала: - Да куда же милиция глядит? А лошадь шла, щипала былинки на ходу да гривою мотала в бензиновом чаду. Шагай смелей, гнедая, сквозь этот гул и звон туда, где луговая трава, а не газон. Где табуны пасутся и вольные стада… Туда б и мне вернуться однажды навсегда. Николай Денисов
СОСЕД И КОНЬ
Я шел домой, распутицу кляня,
Лоб запотел, стучало сердце глухо,
И вижу – хлещет мой сосед коня,
Сам в грязь его загнав почти по брюхо.
А конь умен, трудяга и добряк,
Косясь на топь большим и влажным глазом,
Все жилы и все нервы так напряг,
Как пьянь-сосед не напрягал ни разу.
И я уже вот-вот хотел сказать:
«Брось, кнут, ездок, и вожжи зря не дергай!»
Но вспомнилось, как не коня, а мать
Он гнал в сельмаг с последнею пятеркой.
И за оглоблю, не жалея сил,
Я потянул, дыша, как в долгом беге.
Сосед заулыбался: - Подсобил… -
И помахал мне шапкою с телеги.
А конь шагал, преодолев беду,
И, хоть был старым, шею выгнул гордо…
За труд его, за ум и доброту
Расцеловать его хотелось в морду.
Виктор Крутецкий
КОНИ В КИНО
Почти уже и нет кинокартины, где в подтвержденье собственных идей не гонит режиссер среди долины табун великолепных лошадей! Волшебница, замедленная съемка! Тела коней как голоса души – кружатся листья, иль метет поземка. иль летний дождик падает в тиши… Мы были с кинофильмом не согласны, недоуменно на экран смотря, - но лошади воистину прекрасны, и время мы потратили не зря. Мы смотрим заворожено, как дети, от длинных грив не отрывая взгляд: быть может, нам забыть про все на свете простые наши пращуры велят? Не шелохнемся, влажные ладони прижав к своим пылающим щекам, пока вдали не исчезают кони, плывущие подобно облакам. Олег Дмитриев
ОТХОД
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы, все время мимо,
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо.
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Николай Туроверов
=====================
КАУРЫЙ
Он был не однажды погонщиком руган и порот. Ходил он по кругу, совсем выбиваясь из сил, с утра и до ночи тянул он осиновый ворот, с утра и до ночи кизячное тесто месил. Его пауты доводили до яростной дрожи, в горячий испуг повергали порою шмели. И круглые шоры из старой, негнущейся кожи от всяких соблазнов надежно его берегли. С утра и до ночи ходил он по кругу, двужильник, все мерил и мерил несчетные версты пути. А вечером конюх кидал ему сена навильник: - Давай на досуге от нечего делать хрусти. То сек ему спину шелонник, колючий и редкий, то ноздри тревожил пахучий степной чернобыл, и что там за мир, за негнущейся той занавеской, сперва вспоминал, а потом незаметно забыл. С утра и до ночи по вязкому месиву ботал, да тех кизяков в штабеля верстовые не скласть. На совесть работал, и поняли все - отработал. И холка истерлась, и грива совсем посеклась. И время приспело снимать надоевшие шоры. Любуйся, каурый, родимой своей стороной, увидел он лес. А за лесом зубчатые горы. А там, за горами, небесный простор проливной. И падало солнце на тихую-тихую воду, и в черных березах гнездился вечерний туман. И конюх смеялся: - Почуял, каурый, свободу! Чего ты робеешь? Не думай, что это обман. Бери-ка наметом, скачи по весеннему лугу, чтоб цокот копыт в голубых перелесках гремел… - А он постоял и пошел… по избитому кругу. Поскольку иначе теперь он ходить не умел.
Виктор Кочетков
КЛЯЧА
Из шахты вывезли кобылу,
Ослепшую, немолодую.
Как снег идет, как ветры дуют,
Как солнце светит – все забыла.
Из глаз слепых от солнца слезы
Текут, текут на мостовую…
И машинист электровоза
Уводит бережно гнедую.
Глядим мы вслед подземной кляче.
А лошадь плачет…
Ржет и плачет…
Николай Анцыферов, ум.1964
Мир до встречи был такой хороший, впрочем, что юродить языком, просто я сегодня встретил лошадь с самым заурядным седоком. Шла она, с усилием кивала, помогая кнуту седока. И машины грязью обдавали белые вспотевшие бока. Мне ее, понятно, стало жалко. Чем мы хуже неживых машин? Самой невиновной каторжанке я немного хлеба предложил… В парне снисходительность проснулась, усмехнулся, мол, поерунди. Лошадь же к ладони потянулась, как ребенок тянется к груди. Я ее легонько так по шее: - Ничего, мол, милая, держись. Что поделать, в этом отношеньи не живущий выбирает жизнь. Вот и я… - Но возчик разудалый потянул умело по спине. Лошадь встрепенулась, зашагала, размышляя о своей вине. Весело колеса заскрипели. Кнут заставил перейти на бег… Крошки хлеба рыжею капелью со слюною падали на снег.
Иеромонах Роман (Матюшин)
ЛОШАДЬ
Как будто старою калошей
По лужам шлепая губой,
Навстречу мне плетется лошадь:
«Куда, родная?» - «На убой»
Поговорили. Постояли
Среди внезапной тишины:
«Конечно, лошадь, ты ли, я ли.
Селу мы нынче не нужны».
Друг другу руки мы пожали,
Слезу смахнули со щеки,
А в стороне над нами ржали,
Мычали, выли мужики.
Леонид Сафронов
Кто получше, а кто поплоше –
все мы люди. И мне ль не знать!
Каждый хочет погладить лошадь
или даже поцеловать.
Кто получше, а кто похуже,
кто несносен, кто слаб, кто крут, -
одинаковый в сердце ужас,
если лошадь кнутами бьют.
А у этой – белое ухо.
Что ей думать? Что ей желать?
Ей бы в клевер сейчас по брюхо,
Ей бы в клевер – не сталь – жевать.
И, суровой судьбой испытан,
сквозь круженье и маету,
поклонюсь четырем копытам
и ободранному хвосту.
Владимир Суворов, Новомосковск
Свой памятник я вижу таким: худющая, кожа да кости лошаденка с хрипом вытягивает сохой борозду, которую направляют, из последних сил помогая животине, такие же худые, изможденные бабы и ребятишки. И надрыв в каждой ее жилке; и жилы на шее у людей, а сзади тянется неглубокая неровная борозда… Такой вот из меня скульптор…
Продолжительность жизни беговой лошади – 25 лет (если добежит), тягловой – 15 (если дотянет). Такова лошадиная жизнь…
Словно из замяти ожили,
встали из праха, легки:
лошади, лошади, лошади
ходят у синей реки.
Гривы от ветра полощутся,
строится конная рать.
Хочется, хочется, хочется
белую лошадь обнять.
Мне же – иное завещано,
веку иному плачу,
бешено, бешено, бешено
мимо куда-то лечу.
Бухают буксы чугунные,
искры уносятся прочь.
Лунная, лунная, лунная
саваном стелется ночь.
Травы в округе не кошены,
и, словно тени веков,
лошади, лошади, лошади
ходят в тумане веков.
Иван Стремяков, СПб
… Нельзя плохо думать о людях, автор! Поставили в Питере памятник не одной лошади, а сразу двум: на 6 линии Васильевского острова установили вагон конки с бронзовыми скакунами. И у меня есть повод рассказать читателям, что же такое конка.
Официально этот вид транспорта назывался «конно-железная дорога». По улицам были проложены рельсы в одну колею. Кое-где эта колея образует разъезды. Две хорошо откормленных лошади тянули вагон внушительных размеров. Против появления конки была настроена Петербургская городская дума, опасавшаяся, что появление рельсов на улицах вызовет несчастные случаи с извозчиками, лошади будут пугаться конки, а «пассажиры могут падать под вагоны». Тем не менее, в 1863 году было основано «1-е Товарищество железно-конной дороги», которое проложило линию по Невскому проспекту для перевозки пассажиров и грузов от Николаевского вокзала до Биржи и пристаней на Стрелке Васильевского острова.. К 1876 году в городе насчитывалось 26 линий конно-железных дорог.
Интересные подробности приводит ********Лев Успенский в книге «Записки старого петербуржца». Вагоны конки были выкрашены все одинаково в синюю густую краску. Пара гнедых припрягались к валькам, укрепляемым у обоих концов вагона. С обеих площадок «на империал», на крышу, вели полувинтовые лесенки. Можно было ехать или внутри конки, устроившись на одной из двух длинных, крашенных красной краской, скамье; можно подняться на крышу конки с двойной скамьей во всю длину и, сидя спинами друг к другу, обозревать город и горожан. Вагон обслуживал кондуктор-мужчина с набором билетов разных сортов: за пятак – вовнутрь, за три копейки – пожалуйте наверх. А за билет в четыре копейки вы могли безплатно пересесть с одной линии конки на другую. Сами представляете, с какой скоростью двигалась конка, поэтому не только мальчишки, но и вполне взрослые люди преспокойно заходили и сходили с нее на полном, так сказать ходу. И все равно в отделе происшествий ежедневных газет сообщалось: «Человек под конкой!» «Еще одна жертва городского транспорта!» Умудриться попасть под конку было довольно сложно…
Очень интересная подробность: двум лошадям было не под силу преодолеть гору моста, но проблема была хитроумно разрешена. На подступах к мосту с двух сторон устроены маленькие загончики для лошадей-ветеранов коночного дела. Когда подходит конка, из загородки выводят двух кляч, их прицепляют к упряжке, и вагон ползет до середины моста; дополнительные силы возвращаются в свою загородку, и громоздкое сооружение начинает - на тормозах – опасный спуск вниз.
Движение «электрической конки» - так тогда называли трамвай - началось в Петербурге лишь в 1907 году, намного позже других городов Российской империи.
Им такие давали названия,
Чтоб запомнили мы навсегда:
Площадь Мира и площадь Восстания,
И — огромная — площадь Труда.
Но порой что-то дальнее свяжется,
Обернется другой стороной —
И пустынная площадь окажется
Благовещенской или Сенной.
Фонари потускнеют, притушены,
Вдруг потащится конка с моста,
И соборы, что были разрушены,
На свои возвратятся места.
И нелепая мысль безпричинная
Неожиданно вспыхнет в мозгу:
Уж не я ли, душа разночинная,
Через площадь, озябнув, бегу?
Игорь Озимов
О, эти чудо-одуванчики
Коротко взвизгнула маленькая черная собачонка, неосмотрительно перебегавшая улицу. Она еще жила, но глаза уже заплывали пленкой. Собачка последний раз вздохнула и вытянулась. Я взял ее легонькое тельце и положил на край тротуара. Это все, что я мог сделать.
Надо сказать, что городские кошки и особенно собаки очень хорошо знают правила уличного движения, особенно ту ее часть, которая касается перехода улицы. Не раз замечал рядом с собой у красного сигнала светофора собаку, так же терпеливо, как я, ждущую разрешающего зеленого. Но ведь и людей сбивают очень часто. Со стороны это кажется даже смешным: немолодой мужчина мечется как заяц среди потока бездушных машин. А сколько водителей, сбив пешехода, вместо помощи увеличивают скорость… Но знаю женщину-водителя, специально давящую животных. От этого она получает удовольствие. Жаль, нельзя проехать по ней колесами… Невзначай…
БАЛЛАДА О КОТЕ
У заколоченной калитки
на холодке панельной плитки,
как старый, брошенный треух,
валялся кот в жужжанье мух.
О, этот кот стихов достоин…
Он был невероятный стоик!
Ни рев машин, ни солнца ярь
Не волновали эту тварь.
всегда в одной и той же позе,
как царь мышей, почивший в бозе,
не злясь, не щурясь, не жуя,
лежал он – пыльный, непорятный,
уже нездешний, необъятный,
как смерть на ризах бытия…
Глеб Горбовский, СПб
А вот об этом вообще не принято говорить: о массовой гибели животных во время боевых действий. Действительно, тут ангелы человеческие души не успевают принимать, а ты о смерти «братьев наших меньших». Самим бы не помереть! Когда-то давно я читал, что творилось в Берлинском зоопарке во время штурма города. Закрытые в железных клетках, давно не кормленные, без воды, волоча за собой полуоторванные лапы, истекая кровью, сгорая от пожаров, - какой же ужас должны были испытать перед смертью невинные животные, птицы, пресмыкающиеся! Еще читал, как наши в Австрии, где фрицев уже не было, в отместку расстреливали мирно пасущихся коров. Никогда не забуду, как школьником мне купили двух мышек, и я любил и ухаживал за ними. А потом родители уехали в отпуск, меня временно переместили в интернат, и про мышек я совершенно забыл. Когда же вспомнил и пришел домой, они лежали дохлые в своей коробке, а выстелавшая коробку газета была источена в крохотные кусочки…
Между человеком и животным миром существует незримая связь. Мы, люди, пока не понимаем ее, хотя интуитивно чувствуем, что мир людей и животных – это единый мир, который разделить невозможно. Заставить любить кого-то нельзя, но научиться не причинять зла – можно. Давайте будем учиться этому.
Здесь бухали тысячи пушек,
Железо кромсало людей.
Однако помянем кукушек,
И зябликов, и трясогузок.
Здесь бомбой убит соловей.
У края заросшей воронки
Впервые помянем зверей,
Здесь лопались их перепонки.
Метались безкрылые птицы,
Стонали ежи и лисицы,
калеки второй мировой.
Енот на окраине леса,
как будто в дверях райсобеса,
контуженой тряс головой…
Игорь Шкляревский
Поклон дворняге чистейшей породы
Я возвращался с работы через метро «Технологический институт». За турникетом, у ограды эскалатора стояла невысокая дворняжка и смотрела мне прямо в глаза: «Не подведешь?» «Не бойся, своих не тронем», - прочитала она, пролезла под никелированную трубу и уверенно стала спускаться по движущимся ступенькам. Собака совершенно точно знала, куда она направляется. Еще я успел заметить, как она подошла к нужной платформе, последней залезла в вагон и успела на прощанье махнуть мне своим рыжим хвостом. В добрый путь!
ДВОРНЯГА
Когда ощенилась дворняга
в углу на соседских мешках,
захлопали люди дверями:
- Что толку в безродных щенках.
Нет масти – не будет и стати,
хвост кренделем, вниз голова,
и цвет разномастный, и, кстати,
нет спроса на псов без родства.
И, чуя беду, бедолага,
постукивая хвостом,
щенков прикрывала дворняга
в распухших сосках животом.
Ночь минула. Утро настало.
Сосед мой – непьющий шофер –
скулящих кутят закатал он
в матерчатый старый ковер.
И вынес его воровато
в железобетонной руке.
И снова – круги по реке.
Но так уже было когда-то…
Ужели так долго лежали
на впалой груди облака?
Ужели не страшно, не жалко,
топить не устала рука?!
Григорий Поженян
СТИХИ О РЫЖЕЙ ДВОРНЯГЕ
Хозяин погладил рукою лохматую рыжую спину: - Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою, но все же тебя я покину. Швырнул под скамейку ошейник и скрылся под гулким навесом, где пестрый людской муравейник вливался в вагоны экспресса. Собака не взвыла ни разу. И лишь за знакомой спиною следили два карие глаза с почти человечьей тоскою. Старик у вокзального входа сказал: - Что? Оставлен, бедняга? Эх, будь ты хорошей породы… А то ведь простая дворняга! Огонь под трубой заметался, взревел паровоз что есть мочи, на месте, как бык, потоптался и ринулся в непогодь ночи. В вагонах, забыв передряги, курили, смеялись, дремали… Тут, видно, о рыжей дворняге не думали, не вспоминали. Не ведал хозяин, что где-то по шпалам, из сил выбиваясь, за красным мелькающим светом собака бежит задыхаясь! Споткнувшись, кидается снова, в кровь лапы о камни разбиты, что выпрыгнуть сердце готово наружу из пасти раскрытой! Не ведал хозяин, что силы вдруг разом оставили тело, и, стукнувшись лбом о перила, собака под мост полетела… Труп волны снесли под коряги… Старик! Ты не знаешь природы: ведь может быть тело дворняги, а сердце чистейшей породы!
Эдуард Асадов
ВЫСТРЕЛ
Молоды мы были, что и говорить,
И совершили ошибок немало.
Черт меня дернул собаку убить
Только за то, что гусей распугала.
Я застрелил ее прямо в упор,
Не завалил ее хворостом даже,
Ночью вернулся в деревню, как вор,
Чтобы никто не спросил о пропаже.
Было в душе моей пусто, темно,
Пил я портвейн, не чувствуя смака.
Черная туча глядела в окно,
Точно убитая мною собака.
Иван Стремяков, СПб
ХОЛОД
Две бездомные собаки,
Греясь в стужу друг от друга,
В развалившемся бараке
Слушают, что скажет вьюга.
Север, Юг, Восток и Запад,
Детство, старость – все смешалось…
Робко тянут, тянут лапы,
Словно просят дать хоть малость:
Корку хлеба, чуть соломы,
Чтоб оставили в покое,
Чтоб предсмертная истома
Растворилась в снежном вое.
Александр Власов, СПб
ЩЕНОК
Вот попробуй и душу вырази,
Если ночью и ночь не впрок,
У соседа на строгой привязи
Плачем плачет малый щенок.
Отучают его от радостей,
Приучают в страхе ночей
К дикой злости, к волчьей зубастости,
А щенок не поймет зачем.
Ты на злость его не натаскивай,
Ржавой цепью его не бей.
Я ведь знаю щенка, он ласковый,
Ищет дружбы у всех людей.
Мой Варяг, это, брат, собачище,
Да и то не бывал в цепях.
У меня собаки в товарищах
И щенки у меня в друзьях.
Ночь холодная пасть раззявила.
Ты не плачь, щенок, - сам реву…
Я убью твоего хозяина,
Цепь железную разорву.
Василий Федоров
ПУСТОТА
Какая огромная давит на сердце вина.
Квартира пуста. И чисто нежилой чистотой.
Очнуться б скорее от этого жуткого сна,
Лохматую морду опять ощутить под рукой.
Над миской со свежей водою замру, не дыша,
Убрать не смогу, не смогу ее спрятать нигде.
А вдруг сорок дней горевая собачья душа
Здесь будет витать и губами тянуться к воде?..
Лариса Никольская
ПЕС НА ВОКЗАЛЕ
Посреди скупого быта, попрошайка, он скулит. Вижу: лапа перебита, пес, конечно инвалид. Только что глаза большие ловят ласку и привет? Все кругом – одни чужие, не чужих - в помине нет. (Пусть и бросит кто объедок побродяжке-дурачку, но такой, как видно, редок: пес все время начеку). Ох ты, псина-бедолага, сверхпечальные глаза, сознаешь ведь ты, однако: без хозяина нельзя. Понимаешь: без опоры, без поддержки, без руки околеешь под забором с стужи, с голода, с тоски. И к тому уж дело - плакать, не держать же хвост трубой: на дворе – и стынь и слякоть, на дворе – ноябрь седой. До тебя кому тут дело, кто поможет-пособит? Все толкутся очумело, все клянут вокзальный быт.
Борис Чулков, Вологда
НЕНУЖНАЯ
Брела бездомная собака
Январским утром по проспекту.
Ошейник вытертый, без знака,
Глаза мутны, без искры света.
С людским потоком шла упрямо,
От холода дрожала вся…
И провожала долгим взглядом
Холеного с хозяйкой пса.
Собака шла. Одни ругали,
Другие звали за собой…
И тут же напрочь забывали,
Охваченные суетой.
И взгляд ее скользнувший встретив,
Я от догадки замерла.
И я на ветреном проспекте
Ненужной никому была.
Наталья Пирогова, СПб
РЕБЯЧЬЕ ГОРЕ
Солдату письмо вдруг из дома пришло.
Письмо это было как чудо,
три года враги занимали село,
но вот их прогнали оттуда.
Солдат осторожно конверт надорвал,
сквозь слезы каракули всплыли,
каракули медленно слились в слова:
«Папаня, а Жучку убили…»
И дальше о том, что сгорела изба,
что холод в землянке был страшен,
о том, что погибли бы все – не избавь
от гибели армия наша.
О том, что бойцы раздобыли им дров
и хлебом своим наделили…
На этом кончалась бумага, но вновь:
«Папаня, а Жучку убили…»
Сергей Давыдов
СТОРОЖЕВОЙ ПЕС
Сторожевого пса убили
Два проходимца спохмела.
Поплакали да схоронили
его с женой мы у села.
А что еще? На этом можно
и замолчать, пожалуй, мне,
когда б не лай его тревожный,
не вой протяжный в тишине.
Я уши зажимал руками,
я укрывался с головой,
но снилось мне: могильный камень
протяжно воет под луной.
Потом со временем, конечно,
тот вой накрыло гулом дней.
Живу не то чтобы полегче,
но все-таки повеселей.
Но вот когда порой случится
нам мимо проходить с женой –
могильный камень шевелится
и поднимает тихий вой.
Иван Переверзин
НА СМЕРТЬ СОБАКИ
Чумой скрученный без сил, скуля прощально, виновато, наш пес убить себя просил глазами раненого брата. Молил он, сжавшийся в комок, о смерти словно о защите: «Я помогал вам жить, как мог. Вы умереть мне помогите». Подстилку в корчах распоров, он навсегда прощался с нами. Под стон подопытных коров, в ветеринарном, грязном храме. Во фразах не ветиеват, сосредоточен и рассеян, наполнил шприц ветеринар его убийственным спасеньем. Уткнулась Галя мне в плечо. Невыносимо милосердье, когда единственное, что мы можем сделать – помощь смертью. В переселенье наших душ не обмануть природу ложью. Кто трусом был, тот будет уж. Кто подлецом, тот будет вошью. Но на руках тебя держа, я по тебе недаром плачу, ведь только добрая душа переселяется в собачью. И даже в небе тут и там ушами прядая во мраке, где вряд ли ангелы нас ждут, нас ждут умершие собаки. Ты будешь ждать меня, мой брат, по всем законам постоянства. У райских врат, у входа в ад, как на похмелье после пьянства. Когда душою отлечу я к небесам, счастливый втайне, мне дайте в руки не свечу, кость для моей собаки дайте. Евгений Евтушенко
СТИХИ О СОБАКАХ
Дворовых собак по-особому холят
за то, что они, на луну подвывая,
от будки до дома все ходят и ходят
под гулкою проволокой. Как трамваи…
Я их не тревожу. Я с ними не знаюсь.
За это они меня вправе облаивать…
Но жарко читать мне спокойную надпись:
«Собак без ошейников будут вылавливать».
За что их? За внешность? За клочья репейника?
За пыльную шерсть? За неясность породы?
За то, что щенками доплыли до берега?
Доплыли и стали ошибкой природы?
Собаки-изгои. Собаки-отшельники.
Надрывный поминок. Ребенка добрее.
Они бы надели любые ошейники,
надели бы! Если б ошейники грели.
За что их? У них же – душа нараспашку.
Они ж в Человечество верят отчаянно!..
И детское: «Мама, купи мне собачку…» -
В собачьих глазах застывает печалинкой…
И вот, - разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость закопав под кустами, -
собаки, которые без ошейников,
уходят в леса. Собираются в стаи…
Ты знаешь, у них уже волчьи заботы!
Ты слышишь: грохочут ружейные полымя!
Сегодня мне снова приснятся заборы.
И лязги цепные за теми заборами.
Роберт Рождественский, ум. 1994
ХИТРОСТЬ
Лесничий Захаров охотится на волков,
приманивая их привязанной на цепь волчицей.
Ему всегда везет.
В небеса, в полночную стынь,
Горячо, протяжно и скорбно,
Выдыхая из пасти синь,
Напрягает волчица горло.
Ах, февральская снежная звень!
Ах, протяжный зовущий ветер!
Где-то замер матерый зверь
И на зов волчицы ответил.
Вот тогда в сосняке наконец
Лязгнет сталь, послышится шорох.
Черный ствол и синий свинец,
Черный ствол, сиреневый порох.
Зверь бежит по сугробам вмах,
Снег хватая горячей пастью.
Подменен его древний страх
Еще более древней страстью.
Обмерла после выстрела степь,
Лишь луна серебром сочится.
До отказа вытянув цепь,
Лижет кровь на снегу волчица.
Ослепи меня, ночь, ослепи!
Дай забыть эту жуткую повесть,
Где над кровью волчьей любви
Торжествует людская подлость.
Вера Бурдина, Кингисепп
ВОЛКИ
Мы – волки, и нас по сравненью с собаками мало. Под грохот двустволки год от году нас убывало. Мы как на расстреле на землю ложились без стона. Но мы уцелели, хотя и живем без закона. Мы – волки, нас мало, нас, можно сказать, - единицы. Мы те же собаки, но мы не хотели смириться. Нам блюдо похлебки, нам проголодь в поле морозном, звериные тропки, сугробы в молчании звездном. Вас в избы пускают в январские лютые стужи, а нас окружают флажки роковые все туже. Вы смотрите в щелки, мы рыщем в лесу на свободе. Вы в сущности – волки, но вы изменили породе. Вы серыми были, вы смелыми были вначале. Но вас прикормили, и вы в сторожей измельчали. И льстить и служить вы за хлебную корочку рады, но цепь и ошейник достойная ваша награда. Дрожите в подклети, когда на охоту мы выйдем. Всех больше на свете мы, волки, собак ненавидим.
Владимир Солоухин
Охотники знают, что волк, попавший в капкан, часто перегрызает лапу, но уходит на свободу.
ПРОПИСКА
Дворовую собаку
И кошку из подвала
В новую квартиру
Хозяйка прописала.
Все потому, что кто-то
Живой нам рядом нужен,
Чтоб проявлять заботу,
Отдавая душу.
Наталия Карпова, СПб
===============================
«Любовь Христова объемлет нас» (2 Кор.5,14)
Задумался над истинным смыслом слова «любовь», которое мы так часто употребляем. Задумался и постарался сам честно ответить на вопрос: а кого же я люблю на самом деле? Первая заповедь гласит: «Люби ближнего твоего, как самого себя».(Мф.19,19). Люблю ли я себя? Несомненно, и даже после того, как Господь открыл мне множество смердящих грехов. Да это и не является тайной, раз именно так гласит главнейшая из заповедей ожиих.
Ну, хорошо, а жену, соединенную с тобой через Таинство венчания: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк.10,9). Ну говори, только не криви душой. А не знаю, чего в нашей жизни больше – любви или привычки: жена всегда рядом, она – твое второе «я» настолько, что ты и не представляешь своей жизни без нее. Но, как доказала сама жизнь, множество людей, не помышлявших расстаться, вдруг разбегаются в разные стороны даже без разводного письма; и хорошо, если за разводом не остается ненависти к человеку, с которым ты делил и хлеб, и мысли, и воспитание общих детей. И не разобрать потом: была любовь или нет?
Поминки
Соседка мужа схоронила,
Кутью поставила на стол –
И зарыдала, и завыла
На все село, на весь простор:
- Соколик! Сиротинка-доля,
Мой ненаглядный, дорогой!
Уж как мы ладно жили, Коля,
Как складно жили мы с тобой…
Он пил, он бил ее, шалея
От скудости и от вина,
И людям плакалась она,
Как измывался он над нею…
Но жалостно-хвастлив рассказ,
И хмель ее поминно-горек:
- Уж как любил меня соколик,
Как холил. Было все при нас!
Соседки плачут и рыдают
И, морщась, пьют за упокой.
Соседки все о мертвом знают –
И все же верят ей, живой.
Дмитрий Голубков
Животные честнее людей – они не лгут, не хитрят, не изворачиваются. И все помнят, и добро понимают не хуже людей, вот только сказать не могут. Пришел врач-ветеринар и без раздумий вырвал у старого кота Малыша сразу три зуба; с тех пор прячется кот при любом появлении посторонних в доме, а если кто в белом халате – ужас стоит в его круглых оливковых глазах. Я до сих пор не уверен, что надо было удалять зубы… Зачастую вместо помощи мы приносим страдания: Звери безобиднее, чем люди, звери целомудренней и чище, звери не живут во лжи и блуде, знают меру и страстям и пище. Зверя зверь вовеки не осудит, зверь со зверя никогда не взыщет, зверь себе подобного не будет убивать в лесу или в жилище. Зверь таков, каким он создан Богом. Потому зверей так любят дети больше, чем людей на этом свете, в этом мире, хищном и жестоком. Михаил Теняков.
Вы уже прочитали мой ответ женщине по поводу дочери. Двадцать лет я надеялся и ждал: «Ну, еще чуть-чуть потерпи, она разберется, придет к тебе и скажет: «Здравствуй, папа!» Нет, только ненависти накопилось за эти годы еще больше. Поэтому: с глаз долой - из сердца вон!
Знакомый монах, с которым я говорил о любви, сказал: «Любовь – высшая добродетель Божия; немногие добираются до нее. А Своей любовью Господь одаривает всех». Ах, как он прав: тихая-тихая любовь Бога теплит мое сердце и никогда не покидает его. И когда я погружаюсь в нее, я чувствую, что Господь совсем рядом, только протяни руку, но я боюсь потерять Его и долго-долго неподвижно лежу, пока не закроются глаза, унося душу в неведомый до времени мир.
«Да даст вам Бог верою вселиться Христу в сердца ваши, чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли уразуметь превосходящую разумение любовь Христову». (Еф.3,16-19).
Идет Спаситель
Все безпощаднее мороз,
И вой ночного ветра злее, -
Сквозь вьюжный снег идет Христос,
Как в бурном море Галилеи.
Зиме весны не побороть,
Уже домой вернулись птицы…
Стезей лазурных вод Господь
Идет, и все цветет, живится!
В полях, в лугах, среди берез,
Из храма в храм, от дома к дому
Идет Спаситель наш Христос
У тебе, как к другу дорогому!
монах Лазарь
========================
«Пернатый волк – мне друг»
«Волков бояться – в лес не ходить».
Что толку нынче в этой поговорке?!
Вся жизнь вошла в другую полосу:
Теперь уже людей бояться волки,
Те, что пока еще живут в лесу.
Владимир Туркин
В рамках борьбы с распространением птичьего гриппа вороны, обитающие в российских городах, должны быть уничтожены. «Ворона, - по словам главного государственного врача РФ Геннадия Онищенко, - это «пернатый волк», который поедает падаль, в том числе и дикую птицу, и может стать (курсив мой - А.Р.) источником распространения птичьего гриппа. Домашних же голубей мудрый санврач рекомендует прививать. Правда, он ни слова не сказал ни о воробьишках, ни об уличных кошках, ни о бомжах, которые ничем не брезгуют ради жизни на земле, ни о перелетных птицах, играющих ключевую роль в расползании инфекции. Во дворе дома я сам был свидетелем случая:
Встретились у мусорного бака, проклиная свой голодный век, старая бездомная собака и – бездомный тоже – человек. У обоих в животах урчало, а в бачке – съедобные куски. И тогда собака зарычала, обнажая желтые клыки. Царь природы доказал, однако, что уже совсем не одичал: встал на четвереньки возле бака и страшней собаки зарычал. От него шарахнулась собака. Человек встал на ноги опять. Содержимым мусорного бака стал свой дикий голод утолять. Олег Портнягин.
Так кого стрелять будем, бдительные защитники жизни? В моих друзей-ворон Карла и Клару? Вы только представьте, какая пальба поднимется в городах, дай волю охотникам убивать ничейную живность? Вороны – наши главные дворники: при нынешнем состоянии уборки вокруг домов без их помощи, боюсь, мы страдали бы от множества других, не менее страшных инфекций.
Вот встретились в небе над веткой
Бездушный свинцовый комок
И сердце за хрупкою клеткой, -
Ты счастлив, умелый стрелок.
И птица не спросит, не спросит,
Зачем ее жизнь коротка,
Когда ее тельце отбросит
Твоя удалая рука.
Ты снова, прищурившись, метишь,
Без промаха бьешь в высоту,
И сам-то едва ли ответишь,
Зачем ее так – на лету…
Да, если бы птицы не пели,
То – хочешь, не хочешь ли знать –
Едва ль у твоей колыбели
Певала бы добрая мать.
Олег Дмитриев
Читаем: «Вороны (семейство Corvidae) едят насекомых, семена, падаль, отбросы на городских свалках. Разоряя гнезда других птиц, поедают яйца и птенцов, способны ловить мелких грызунов, могут убить ослабленного голубя. Очень изобретательны в отношении еды. Большие и твердые для птиц сухари могут размачивать в лужах или даже подкладывать на трамвайные пути, чтобы склевывать крошки. Вороны изловчились вытаскивать содержимое трубчатых костей, даже куриных. Любят играть, т.е. заниматься осмысленными вещами, не нацеленными на достижение конкретного результата, например, дразнить собак. По интеллекту стоят на уровне шимпанзе. Боятся воронов (у ворон закругленные хвосты)». Словом, вороны, конечно, хулиганы неба, но лишнего и они не возьмут. Да и к чему обижать волков, о которых главный санитар страны знает, судя по всему, не так много?..
Баллада о волке
Едва намечается утро белесое, поземка кружит, завиваясь в клубок… К призывно синеющей леса полоске бредет, спотыкаясь, израненный волк. Последние силы ему изменяют, по снегу кровавый тянется след. Лохматое небо на кромку сползает. Уходят надежды. И утренний свет все ближе; все ближе, и ветер сильнее. Под лапами рушится тоненький наст. А лес далеко недоступно синеет, порою совсем исчезая из глаз. В ушах его снова грохочут, сливаясь, визг, крики и выстрелы – звуки борьбы. Он дрался по-волчьи, не уклоняясь… (И шерсть на загривке встает на дыбы). Сверкали клыки, безпощадно, как сабли… Он вырвался с боем, ушел от погони, в боку унося две свинцовые капли… А ветер по следу несется и стонет. Волк умер без звука. Служить отказались дрожащие ноги. Он в снег уронил лобастую голову. Зубы разжались. И взгляд на синеющей кромке застыл. Замерзло в глазах помутневших отчаянье, застрял где-то в горле предсмертный вой… Лежит одиноко в пустыне печальной, упершись в обломанный наст головой. Не мучает холод, не мучают боли, снежинки, не тая, ложатся на шерсть. Лишь ветер разносит по белому полю о волчьей кончине ненужную весть.
Павел Булгаков.
«Я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян.20,29).
Ворону
Твою порочат жизнь
Давнишней клеветой.
Взлетай. Резвись. Кружись,
Сверкая чернотой.
Печаль в твоих глазах,
Как полночь, глубока.
Устанешь в небесах –
Тебе моя рука.
Есть тайное в простом,
Что мучило отцов, -
Не ты виновен в том,
Что столько мертвецов.
Алла Терехова
«А звери не просят пощады…»
Я ненавижу охоту и охотников, я презираю людей, убивающих живность ради убийства. Даже к рыбакам я отношусь с плохо скрываемым презрением. «Ну, а рыбку или шашлычок жалуешь?» - с ухмылкой спрашивает оппонент. Не без того, соглашаюсь, – и рыбка в положенный день на столе не затомится, и духовистое мясо не успеет остынуть. Но убивать ради удовольствия никогда не буду.
«Уникальную хирургическую операцию пришлось делать на днях вологодским ветеринарам. Врачи зашили раны медведю. Как говорят врачи, к таким крупным животным их вызывают нечасто. Несчастье случилось в опытном охотничьем хозяйстве под Шексной. Для дрессировки собак здесь специально содержат медведя. После зимней спячки косолапый сорвал ошейник и вырвался на территорию хозяйства. По следу зверя охотники пустили собак. Они довольно быстро догнали мишку. Но так получилось, что охотники подоспели тогда, когда собаки уже изрядно покусали медведя. Ветеринары помогли в лечении косолапого. Теперь его жизни ничего не угрожает». Это я прочитал в интернете, а потом поинтересовался медвежьей охотой поглубже. Врет итернет-заметка: никто и не спешил отогнать собак от большого, почти домашнего и беззащитного зверя. Почему? Да потому, что собак специально привозят в охотхозяйства для натаски на медведя. А лечили зачем? Да медведь же около четырех тысяч «зеленых» стоит – мертвый…
«Яшка»
Учебно-егерский пункт в Мытищах, в еловой роще, невиден глазу. И все же долго его не ищут. Едва лишь спросишь – покажут сразу. Еще бы! Ведь там не тихие пташки, тут место веселое, даже слишком. Здесь травят собак на косматого мишку и на лису – глазастого «Яшку». Их кормят и держат отнюдь не зря, на них тренеруют охотничьих псов, они, как здесь острят егеря, - «учебные шкуры» для их зубов! Ночь для «Яшки» всего дороже: в сарае тихо, покой и жизнь… Он может вздремнуть, подкрепиться может, он знает, что ночью не потревожат. А солнце встанет – тогда держись! Егерь лапищей «Яшку» сгребет и вынесет на заре из сарая, туда, где толпа возбужденно ждет и рвутся собаки, визжа и лая. Брошенный в нору «Яшка» сжимается, слыша, как рядом, у двух ракит, лайки, рыча, на медведя кидаются, а он, сопя, от них отбивается и только цепью своей гремит. И все же, все же ему, косолапому, полегче. Ведь – силища… Отмахнется… «Яшка» в глину уперся лапами и весь подобрался: сейчас начнется. И впрямь: уж галдят, окружая нору, мужчины и дамы в плащах и шляпах, дети при мамах, дети при папах, а с ними, лисий учуя запах, фоксы и таксы – рычащей сворой. Двадцать собак, и хозяев двадцать рвутся в азарте и дышат тяжко. И все они, все они – двадцать и двадцать – на одного небольшого «Яшку»! Собаки? Собаки не виноваты! Здесь люди… А впрочем, какие люди?! И «Яшка» стоит, как стоят солдаты, он знает: пощады не жди. Не будет! Одна за другой вползают собаки, одна за другой, одна за другой… И «Яшка» катается с ними в драке, израненный, вновь встречает атаки и бьется отчаянно, как герой! Ну, кажется, все… Доконали вроде!.. И тут звенящий мальчиший крик: - Не смейте! Хватит! Назад, уроды! – И хохот: - Видать, сробел ученик! Егерь «Яшкину» шею потрогал, смыл кровь… - Вроде дышит… Ну, что ж, молодец! Предшественник твой протянул не много. Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!
День помутневший в овраг сползает, небо зажглось светляками ночными, они над всеми равно сияют, над добрыми душами и над злыми… Лишь, может, чуть ласковей смотрит туда, где в старом сарае, при егерском доме, маленький «Яшка» спит на соломе весь в шрамах от носа и до хвоста. Ночь для «Яшки» всего дороже: можно двигаться, есть, дремать. Он знает, что ночью не потревожат. А утро придет, не прийти не может, но лучше про утро не вспоминать! Все будет снова – и лай, и топот, - а деться некуда – стой! Дерись! Пока однажды под свист и гогот не оборвется «Яшкина» жизнь. Сейчас он дремлет, глуша тоску… Он – зверь. А звери не просят пощады… Я знаю: браниться нельзя, не надо, но тут хоть режьте меня, не могу! И тем, кто забыл о чести людей, кричу я, исполненный острой горечи: - Довольно калечить души детей! Не смейте мучить животных, сволочи! Эдуард Асадов.
Хотел я еще написать о том, как убивал медведей «великий любитель» природы Михаил Пришвин, но не стану ни себя, ни вас мучить; одну только фразу приведу из его рассказа «Медведи»: «Раз одному пожилому я рассказал о Гоголе и подарил книги. Гоголь открыл ему целый мир. Как счастлив был этот человек, до сих пор не слыхавший о Гоголе! Как я завидовал ему! Но вот пришло время тому же старику мне позавидовать: я, всю жизнь занимающийся охотой, ни разу не бывал на медвежьей берлоге!» И далее идет подробнейшее описание убийства писателем двух поднятых со спячки неповинных медведей. А знаете, что двигало знаменитостью? Редактор журнала пообещал ему, что на обложку он поместит портрет охотника с убитым зверем; «Жалко немного медведя, но и слава хороша!» С тех пор книг Пришвина не читаю и вам не советую.
Охота
Дни были полные тоской. Я с кем-то пил и думал что-то, потом, на все махнув рукой, взял и уехал на охоту. Я шел вперед через овраг, с курка не убирая пальца, и, будто он мой злейший враг, в кустах высматривал я зайца. И был нелегок этот труд, и липла к сапожищам глина… Вокруг меня то там, то тут горела на ветвях калина. И, кто же знает, может быть, он так и прожил бы забытым, но я искал его… убить, он выскочил, чтоб быть убитым. Через кусты, через ручей, спугнув промокшую ворону, он мчался вскачь, еще ничей, к березам по крутому склону. Вороний гвалт вокруг стоял, и целиться мешала ветка, но я ударил… наповал… спокойно, хладнокровно, метко. Я бил прицельно, не щадя, ничуть не изменяя позы… И капли теплого дождя роняли на меня березы. Вдруг стихло все: весь птичий гвалт… И ветка перебита дробью, а заяц меж берез лежал, вокруг траву забрызгав кровью. И этой мертвой тишиной я был придавлен и контужен, а он лежал… Теперь уж мой, но только мне он был не нужен. Павел Булгаков.
А ночью мне снится страшный сон: лежу я в своей теплой постели, сил для трудного дня набираюсь, истомой напоен - и вдруг откуда ни возьмись кричащая от азарта орава людей с длинными палками, собаками, рожками – и больно тычут рогатинами в одеяло, псы почти добрались до моего нежного тела, направляют на меня длинные ружья, я страшно кричу от испуга – и просыпаюсь. Дано ли «Яшке» дожить до следующего утра?..
Монолог стреляющего наугад
В том проклятый мороз виноват.
Мы в ветвях, как в серебряной клетке.
Не люблю я охотников метких,
Славлю тех, кто палит наугад!
Пуля слепо летит в никуда.
И в полете, как яблоко, зреет.
Славлю тех, кто палит наугад,
Оставляя надежду для зверя!
Владимир Шалыт
«НЕ ТОЛЬКО ДЕЛАЮЩИЕ ЗЛО, НО И ОДОБРЯЮЩИЕ ИХ ПОДВЕРГАЮТСЯ ОДИНАКОВОМУ С НИМИ ИЛИ ДАЖЕ БОЛЕЕ ТЯЖКОМУ НАКАЗАНИЮ». Свт.Иоанн Златоуст.