/ 0
- Подробности
- Категория: История зоозащитного движения
- Опубликовано 18.07.2013 18:10
- Просмотров: 5706
У ЖИВОТНЫХ ТОЖЕ ЕСТЬ ПРАВА
Интервью с Петером Зингером, Элизабет Фонтенэ, Борисом Цирюльником.
В издательстве «Seuil» вышла книга интервью, взятых Карин Лу Матиньон у известных во всем западном мире защитников животных, философов, этологов, борцов за права «братьев меньших».
Мы печатаем отрывки из этой книги, любезно переведённые для более ясного понимания читателей о реальном положение дел в мире, известным православным философом Татьяной Горичевой.
ОСВОБОЖДЕННЫЕ ЖИВОТНЫЕ
Петер Зингер
К.Л.М.: Возьмем начало 70-ых. Петер Сингер , будучи еще студентом Оксфорда, открывает «животную этику». Индустриальное выращивание животных вызывает мощную волну протестов. Петер Зингер пишет знаменитую статью «Освобождение животных». Дебаты становятся публичными. Движение обретает силу. Петер Зингер критикует идеи исторического христианства - нет, животные не созданы для человека (как утверждает, например, наиболее распространенное в католической церкви мировоззрение – томизм- Т.Г.) , и жизнь человека не столь уж «сакральна». Зингер ссылается на моральную теорию утилитариста Жереми Бентама (1748-1832), согласно которой человек обязан распространить нравственные требования и на те существа, которые могут страдать. Если заяц менее интеллигентен, чем человек, то страдать он может не меньше человека.
Борьба, которую ведет Зингер, получила название «антиспецизма». Специзм (иерархия видов) должен быть преодолен, как уже преодолены расизм и сексизм.
Зингер (вместе с Паолой Кавальери) – инициатор проекта «О больших обезьянах». В 1993 году возникла идея признать человекоподобных обезьян «субъектами права». Признать их право на жизнь, на индивидуальную защиту и на уважение к их «физической целостности» (запретить пытки).
-Вы стоите в начале Движения освобождения животных. Как Вы пришли к этой идее?
П.Зингер: Я долго раздумывал, почему великие философы почти никогда не говорили о том, что моральные нормы распространяются также и на наши отношения с животными. Как будто бы все это несерьезно, не заслуживает внимания. У меня было впечатление, что я нахожусь где-то на Юге США, в 18-ом веке, что я окружен людьми, уверенными в справедливости рабства. Вывод был всегда одним и тем же- мы очень плохо относимся к животным и этому нет никакого морального оправдания.
Движение было стремительным, ибо в то время -1960 – начало 1970- молодежь увлекалась радикальными идеями. Студенты еще не забыли о войне во Вьетнаме. В то же время активно проявляли себя движения за освобождение Черных, женщин, гомосексуалистов.
Под «освобождением» я естественно не имею в виду, что нужно открыть все двери и выпустить животных из лабораторий, зоопарков, ферм. Это было бы кошмаром и для экосистем, и для населения. Слово «освобождение» означает избавление от предрассудков в отношении к животным.
Когда в 1970 году я стал заниматься вопросом животных, всеобщее внимание было сосредоточено на борьбе с «ненужной» жестокостью. Если вы видите, как кто-то бьет собаку, то вы его останавливаете. Но еще не стоял вопрос о практиках, которые «обслуживали человеческие интересы». Так, вполне нормальным считалось содержание кур в клетках,т.к.это соответствовало нашим интересам. Еще не боролись с индустриальным выращиванием, с лабораториями и эксперементами над животными. Запрещалась лишь индивидуальная, садистская, ненужная жестокость.» Освобождение животных» совершило решительный переворот в вопросе о жестокости , оно запретило мучить других для того, чтобы удовлетворить наши потребности.
Движение прошло через несколько фаз. В начале оно отличалось сильной радикализацией и было почти идеалистическим. Мы использовали средства, существовавшие в то время: большие демонстрации, захват мест, гражданское неповиновение, видио, снятые на бойнях и в лабораториях. Так мы заставили публику осознать масштаб проблемы. И что-то начало меняться.
- Каковы были конкретные результаты?
П.Зингер: Возьмен косметику. Фирмы Ревлон и Авон (США) отстегнули большие суммы на поиск альтернативных методов. Росло вегетарианство и веганство, все выступали против ферм-заводов, призывали покупать яйца куриц, выросших на свежем воздухе. Конечно, появились и группы прямого действия, насильственной борьбы за права животных. Но «анархисты» постепенно отъединились от общего движения, которое все более профессионализировалось, училось действовать через лобирование, поддерживая такие ассоциации, как CompassioninWorldFarming (Объединенное Королевство) , laHumaineSocietyoftheUnitedStates, PeoplefortheEthicalTreatmentofAnimals(США).
Мы ждали, что, наконец, произойдет настоящая революция, что народ восстанет против индустриального выращивания и лабораторий, все перестанут есть мясо. Но однажды нам стало ясно, что это не произойдет так быстро. Что нужно менять образование, просвещать общество и создавать политическое лобби. Нужно говорить о вегетарианстве и веганстве, чтобы сократить производство мяса и рассказать людям о том, что можно заменить мясо другими продуктами, здоровыми и вкусными, чтобы наконец-то покончить с разгулом жестокости и индустриальным выращиванием.
- Ваша книга «Освобождение..» внесла дух Сократа в англосаксонскую философию?
П.Зингер: Я думаю, что это так. Она возвратила философии ее серьезность и связь с жизнью. Англо-саксонская философия 1950-х годов посвятила себя целиком лингвистическому анализу. Всякий выход в этику был закрыт.
В конце 1960 годов кто-то вдохновился философией французов и это немного изменило атмосферу. Сегодня же у меня впечатление, что все перевернулось на 180 градусов. Сегодня главный вопрос- Как нам жить? Как нам жить в соседстве с животными, как говорить языком, понятным и нашим соседям, которые тоже думают о главном. И у нас получилось! Наше философское движение дает свои плоды, влияет на людей . Напротив, кажется, что сегодняшняя французская мысль запуталась в темных дискурсах, которые не имеют никакой связи с настоящим.
- Когда появилась этика животных?
П.Зингер: Мысль о нравстенном отношении к животным появилась очень давно. Вспомним о китайских трактатах, которым уже больше 2000лет. Но в древней индийской традиции мы находим то же. Особенно у буддистов. Первый закон у них: «Имейте сострадание ко всему живому». В античности пифогорейцы (к примеру- Порфирий) писали о животных с моральной точки зрения. Позднее был Плутарх, говоривший о справедливости в отношении к животным. И вдруг настало молчание. Это молчание длилось 1600 лет! Родился Монтень, задавшийся вопросом о высокомерии человека, который поставил себя в центр мироздания. Потом Давид Юм(1711-1776), просветитель из Шотландии, утверждавший, что мы должны с любовью относится к животным. И, наконец, Жереми Бентам.
В своем сочинении «Введение в мораль и в закон» Бентам не устает сравнивать условия, в которых живут животные с положением черных рабов. Его книга была опутликована во времена Французской Революции, 1789, и он ссылается на новый закон, который освобождает рабов. Он пишет: подобно тому, как цвет кожи не оправдывает угнетение одних людей другими, в будущем люди наконец-то поймут, что несправедливо истязали животных только потому, что у них другая анатомия.
Плутарх и Порфирий, очевидно, думали так же. Ведь вопрос о рабстве вставал и в Античности. Аристотель, хоть и принимал идею непрерывности в природе, судил всех по способности к рефлексии- рабы мыслят хуже, чем мы. Так же и с животными – они ниже нас и относится к ним нужно соответственно.
Бентам написал свою книгу в конце 18 века. В это время в Англии существовал узкий круг утилитаристов, которые заботились о положении животных. Политический деятель Вильям Вильберфорс (1759-1833), который раньше сражался за отмену рабства, теперь начал борьбу против жестокости по отношению к животным. Эти люди создали Общество Защиты Животных. Но нужно было ждать прихода на трон королевы Виктории, чтобы возникла imprimaturroyal…
В основе этого движения – две философии – оно частично утилитаристское, частично движение сострадания. Чувствовалось и влияние квакеров. Нельзя не вспомнить и о художнике Вильяме Хогарте (1697-1764) с его знаменитыми гравюрами-« Четыре этапа жестокости», где он показывает, как человек вначале мучает животных и в конце его мучают сами животные.
Можно сделать вывод, что на Западе, в западном христианстве, воцарилось глухое молчание по поводу страдания животных, тогда как на Востоке дело обстояло иначе.
- А как?
В Индии император Ашока, который был вегетарианцем, издал в 3 веке до н.э. множество декретов об идеальном отношении к животным. Позднее, в Японии, во время правления Токугава Шогунса, с !8 по 19 век, один из декретов запрещал употребление в пищу мясо позвоночных. Но разрешалось есть рыбу, основу японской кухни.
- А каковы первые законы по защите животных в Европе?
П.Зингер: Самые первые запрещали бои животных на улице. Этот закон родился в Англии. Было запрещено натравлять собак на медведей или быков...
Совсем недавно в США знаменитый афро-американский футбалист Михаель Вик был пойман на том, что организовывал бои собак. Реакция публики была однозначной: многие настаивали на смертной казни, но в конце концов его посадили в тюрьму, некоторые требовали, чтобы он оставался там подольше, но он вышел. Хотели запретить, чтобы он возвращился в футбол, хотя он при выходе из заключения участвовал в работе Хьюман Сосайети, общества, ведущего борьбу с подобными практиками. Так Вик мог бы стать воспитательным примером для черных мальчишек в своей стране.
Я бы никак не хотел оправдывать футбалиста, но надо сказать, что поросята, индустриально выращенные, страдают на порядок сильнее дерущихся собак, они агонизирует в тесных клетках, но люди, осуждающие Вика, не перестают ежедневно покупать и поглащать бэкон и колбасу.
- Какова была реакция, когда предлагался закон в защиту животных?
П.Зингер: В Англии Палата Общин разразилась оглушительным смехом. Политикам все это представлялось каким-то безумием. Поэтому первый закон был вписан в контекст защиты частной собственности- с тех пор было запрещено плохое отношение к чужому животному. Но, слава Богу, общественное мнение в Великобритании быстро эволюционировало и через несколько десятилетий, в начале 19 века стало общим местом защита животного от жестокости, особенно, если это «бесполезная» жестокость.
- В 1859 году Дарвин опубликовал свой труд «Происхождение видов». Наша схожесть с животными, способствовала ли она движению за права животных?
П.Зингер: Прошло достаточно времени, пока труд Дарвина стал восприниматься всерьез. И он не так сильно повлиял на мнение общества, как, например, произведения Джэйн Гудолл, ее публикации в NationalGeographic , первые статьи о ее работе в Африке, и особенно первые фильмы.
- В 1892 году HenryS.Salt (« AnimalRights : ConsideredinRelаtiontoSocialProgress ») уже говорит о правах и уважении к животным. Почему его труд остался невостребованным?
П.Зингер: Сальт слишком обогнал свое время. Он по рождению индус, его усыновили англичане, он был профессором в Этоне (одном из элитных учебных заведений). Но одновременно это был социалист, поэт, вегетарианец, он вдохновлялся Руссо, натуралистом Анри Давидом Торо, поэтом Альфредом Теннисоном. Он написал автобиографию с провокационным названием- « Семьдесят лет среди дикарей», речь идет об Англии. Сальт имел влияние на маленькую группу интеллектуалов. Среди них находился Бернар Шоу, который также выступал в защиту животных. Но в еще большей степени Сальт повлиял на Ганди, он открыл для него «Гражданское неповиновение» Торо, котрый защищал меньшинства и был увлечен индийской мистикой. Ганди испытал большое влияние Торо. Сальт поддержал вегетарианство Ганди, он стал вегетарианцем по убеждению, а не только по традиции.
Люди той эпохи были тяжелыми расистами, сексистами, женщины не имели права голосовать. Поэтому интересно заметить, что Мартин Лютер Кинг вдохновлялся идей не-насилия Ганди. Ганди вообще вдохновил все движения 1960-1970 годов, конечно же и движение за освобождение животных.
Влияниие Сальта, может быть, и не было непосредственным, но оно – опосредованно- оказалось значительным.
- Нужно ли слишком заботиться о животных, даже говорить об их правах? Часто Вам сделают замечание, что есть куда более важные проблемы, например, насилие против женщин и детей, голод и бездомность. Интерес к животным отвлекает от людей.
П.Зингер: Во-первых, нельзя считать, что интересы человека важнее, чем интересы животных. С этим предрассудком я сражаюсь с первых дней возникновения нашего Движения...
Во-вторых, даже если людям важнее всего их собственное выживание, то нельзя не заметить в какие времена мы живем. Возрастающее потепление требует того, чтобы мы ели поменьше мяса. Мясная индустрия – это одна из основных причин климатического потепления, в большей степени, чем весь транспортный сектор. Если Вы, к примеры выбираете – отказаться ли Вам от машины или от мясоедения, то отказывайтесь от мяса. Так Вы в большей степени поможете борьбе против потепления . А также голода. 70 процентов всех посевных площадей предназначены для корма скота. Не ешьте мяса – и земля освободится для того, чтобы накормить миллионы людей. Итак, те, кто озабочен человеческими проблемами, должны стать прежде всего вегетарианцами, даже если они не принадлежат к зоозащитникам.
-Том Реган как-то сказал очень верную вещь: «Нельзя презирать того, кто не занимается проблемой животных. Нужно его любить, поддерживать в нем все человеческое.Может быть он не знает, что просходит с животными, или знает очень мало. Может быть, он еще не разбужен. Одумайтесь и вспомните – вы тоже были когда-то тоже равнодушным, вы не слышали криков, не видели страдания. Что Вы на это скажете?
П.Зингер: Да..Я тоже ел мясо до 24 лет. Я могу понять этих людей. Конечно, их нельзя презирать, с ними нужно говорить, убеждая. Прмерно так: Я тоже когда-то ел мясо. Я Вас понимаю. Но попытайтесь понять и меня. Сейчас я веган. Хотя сорок лет тому назад я и не думал об этом.
- Вы боролись за права больших обезьян, а как с правами для других видов животных?
П.Зингер: Сегодняшние исследования обнаруживают в животных все новые и новые способности. Например, открылись необычайные свойства осьминога. Когда мы начали в 1993 году работать над проектом «Большие обезьяны», то было ясно, что это наиболее убедительный пример того, что животные обладают само-сознанием (сознанием себя). С тех пор исследование сильно продвинулось и обнаружило самосознание у многих других видов.
И конечно, с точки зрения практической, я за то, чтобы все эти животные были наделены правами.
-Почему способность чувствовать страдание, распознавать себя в зеркале или использовать артикулированный язык в моральном плане более важны, чем способность видеть ультровиолетовое или слышать ультразвуки или погружаться на глубину 3 000 метров?
П.Зингер: Только способности, связанные с болью и страданием важны для этики. Не думаю, что важно само по себе, если животное узнает себя в зеркале, но если это свидетельствует о существовании рефлексирующего сознания, представляющего будущее и помнющего о прошлом, то аморально обижать такое животное...
- В течение последних десятилетий множество работ доказали, что и рыбы испытывают боль , а также другие эмоции – страх и пр. С тех пор мы знаем, что они существа, наделенные сознанием, умные и чувствующие, способные хитрить, передовать свой поведенческий опыт, использовать память. И Совет Европы выработал и выдал рыбоводам 2005 рекомендаций, предназначенных обеспечить благосостояние рыб в течение всей линии их выращивания, транспортировки, убиения.
П.Зингер: В Нидерландах и Норвегии начали, наконец-то пользоваться техниками, которые позволяют умерщвлять без жестокости. Но в подавляющем количестве и во многих странах пользуются старыми методам - выловленные сетями рыбы задыхаются и бьются на палубе.Каждая рыба агонизирует долго и мучительно. Я не говорю уже о дельфинах, черепахах, птицах, которые попадают в рыбачьи сети. Пользуются и еще более жестокими методами.
- Но как же случается, что люди забывают о морали, если речь идет о животных?
П.Зингер: Лишь немногие из нас ужасаются, задумываясь о последствиях наших действий. Они организуют протесты, большинство же живет по инерции. Конечно, в глубине души они знают, что причастны ко злу, но успешно вытесняют это знание, прикрываясь многочисленными в свою пользу аргументами.
Мы должны приветствовать тех исключительных людей, которые нашли в себе мужество признать человеческую жестокость, эти личности целостны и нравственны во всех своих решениях. Примеры таких людей заразительны, они зажигают многих, они организуют массы...
- Но кто сможет использовать права, которые будут предоставлены животным?
П.Зингер: Я думаю, что животных нужно защищать по той же схеме, как защищают права беспомощных инвалидов. В этом плане у каждой из европейских стран накоплен свой собственный опыт. Правосудие назначает законного попечителя, который будет представлять интересы этой не-человеческой персоны.
- Вы писали о нравственности обезьян. Этология открыла, что некоторые их виды ведут себя высоко нравственно. Например, во время лабораторных опытов обезьянам предложили выбор: присутствовать и помогать при использовании электрического шока против их сородичей или же быть лишенными пищи. Почти все они выбрали второе.
П.Зингер: Вот вам пример, что быть моральным – это не значит, что кто-то посещал курсы по этике или слушал религиозные проповеди...
В опыте, о котором вы говорите, макаки не поддались предложенному им искушению. Это удивительно. Я совсем не уверен, что люди в подобных условиях сделали б так же. Во всяком случае исследователи, которые прибегали к электронным шокам, вели себя гораздо хуже макак. Обезьяны бывают в плане морали выше людей.
Мы, люди, превосходим других в интеллектуализме и в том, что может думать о последствиях своих действий. В этической сфере мы можем своевольничать, как ни одно животное. Сегодня, к примеру, мы может способствовать тотальному загрязнению планеты, но можем и предпринять что-то, рассчитанное на длительный срок, чтобы избежать этой катастрофы. Другие животные не способны ни организовать глобальную катастрофу, ни предотвратить ее. Конечно, большинство людей останавливается на плохом выборе. Проблематика «загрязнения», «потепления климата», бедности в мире известна всему человечеству, но лишь малюсенькая кучка людей принимает здесь морально оправданные решения.
-Существуют также исследования, посвященные тому, как обезьяны-копуцины реагируют на неравенство. Им дают задание – выполнить ту же работу. Но платят по-разному. Те, кто чувствуют себя ущемленными, живо протестуют. Это негодование не является ни продуктом философских раздумий, ни культурной репрезентацией. Непредвзятость размышления – это нечто чисто человеческое?
П.Зингер: Да, у животных, взаимодействующих друг с другом, есть некое понятие о справедливости. Мы же развиваем это понятие, поскольку справедливость важна для нашего выживания. У животных есть и свои «полицейские» и примирители. Это часто старшие особи, которые одним своим присутствием устанавливают мир и социальное равновесие. Людей отличает от обезьян способность абстрагироваться, которая ведет к непредвзятости. Никто из исследователей не будет утверждать, что копуцины в этом опыте действовали непредвзято. Обезьяны, получившие лучшую награду не хотели, чтобы виноград получили те, кто получили лишь огурцы, в подобной ситуации шимпанзе вели себя более благородно, они хотели, чтобы и те получили лучшее (виноград). Если бы капуцины были беспрестрастными, то, возможно, появился бы «третий» и после «совещания» справедливость была бы восстановлена. Но у большинства людей нет чувства подобной справедливости. Иначе человечество давно бы справилось с нищетой и голодом.
- Вы говорили о выборочной любви к животным. Обычно человек уничтожает диких животных, если они как-то ему мешают. Во Франции – это волки и медведи, угроза овечьим стадам, в Африке – слоны и львы. В этих случаях человек вообще не думает «о равенстве интересов» всей твари, а также о боли, причиненной животным. И он прекрасно знает, что скоро эти виды вообще исчезнут с поверхности земли...
П.Зингер: Спросим себя- так ли необходимт убивать этих животных, чтобы сохранить других? Нет. Мы вовсе не обязаны убивать волков и медведей, а можем защититься от них по-другому. Пусть это будет нам чего-то стоить – мы можем построить лучшие заграждения, завести больше овчарок, - альтернативных решений множество.
Сегодня по-настоящему серьезный вопрос формулируется так: как будут вместе жить люди и животные на перенаселенной планете? Став вегетарианцами, мы освобождаем большие пространства земли – там могут жить дикие звери. Кроме того, мы не участвуем более в убийстве.
-Но как нам уменьшить население планеты?
П.Зингер: Нужно повысить уровень жизни, нужно,чтобы все имели доступ к первоначальному обучению, нужно дать больше власти женщинам. Так можно снизить процент рождаемости. Женщины научатся контролю над рождаемостью, им нужно дать также финансовые возможности для приобретения контрацептивов.
Но миллионы людей, не отягощенные никакой философией, спокойно день за днем убивают миллионы диких животных, чтобы выжить, чтобы обогатиться, для браканьерства, охоты, обезлесивания. Инициатива бывает индивидуальной, но есть и организованная сеть, есть лобби и, кажется, что этим людям безразличны все наши рассуждения.
П.Зингер: Как убедить этих людей отказаться от истязания животных? Вопрос без ответа. У нас нет способа остановить этих людей. Мы сейчас должны завоевать интерес части населения, которой не безразлична судьба животных. Получив ее поддержку, мы можем поставить на голосование закон, запрещающий ту или иную активность. Это, например, произошло в Австралии. Мы боролись против охоты на китов. Охота продолжалась до 1970 года, потом мы, как нация, решили, что хватит участвовать в этой бойне. Закон прошел, несмотря на протест промышленников, и Австралия стала мощным голосом в борьбе против охоты на китов.
ВОПРОС О ЖИВОТНЫХ
Элтзабет де Фонтенэ
Элизабет де Фонтенэ начинала как ассистентка у Владимира Янкелевича, позже она читала лекции в Сорбонне. Ее основная задача – критика философии и философов, разверзших пропасть между животными и людьми. Она – тот редкий философ, что обратился мыслью к царству животных. Э.де Фонтене говорит, что ей стыдно за человечество, которое, вглядываясь в глаза ведомого на смерть животного, произносит: «Но это же только животное».
- Исследования, посвященные человекоподобным обезьянам, доказывают, что обезьяна говорят на своем языке, что они также одарены мета-сознанием (я знаю, что я не знаю), это умеют и дельфины, и крысы...
Э.Фонтенэ: Даже если Франс де Ваалю удалось показать,что шимпанзе способны к некоторой интерсубъективности, человеческая интерсуъективность несколько отличается от обезьяньей.
Подчеркнуть различие между человеком и обезьяной можно, указав на перформативность человеческого языка. Наш язык утверждает и обновременно включает в себя «Да будет так!» Так, президент говорит: «сеанс открыт!»
- Континуизм не признает человеческого превосходства. Напротив ,дизконтинуизм подчеркивает «собственно человеческое» и отказывается от идеи человека-животного. С кем Вы в конце концов?
Э.Фонтенэ: Я континуистка вместе с Лукрецием и его поэмой «Природа», вместе с Дидро и его диалогом «Мечта Д-Аламбера». Я дарвинистка, признаю эволюцию.У меня нет с этим трудностей. И, будучи материалистской, я нахожу истинное наслаждение в том, что мы Homosapiens принадлежим семейству hominid(ов), разряду приматов. Но я это всегда повторяю, в качестве человека , понимаемого как только животное, я не чувствую ответственности за животный мир. Человек – ответственный законодатель, и в качестве такового он принадлежит миру культуры и истории, которая не сводится лишь к истории натуральной. В человеческой истории был скачек, неожиданное возникновение, это и говорит о ее автономном характере.
-Животные рассматриваются нами все время в сравнении. Возникает впечатление, что человек ведет курсор в свою сторону, животное всегда хуже нас.
Э.Фонтенэ: Но есть и замечательная помощь человека животным: Например, сегодня обезьяны научились – благодаря человеку- говорить на языке глухо-немых, говорят и через компьютеры. Это прежде всего человеческие артефакты.
Вот текст Маргариты Дюрас о горилле Коко ( исследователь Франсин Паттерсон, снято Барбет Шредер.) «Это большое животное еще ребенок. Черного окраса, оно столь прекрасно в своем уродстве...Коко, такое имя ей дали. Я вспоминаю об Африке..об этой разнице, столь близкой нам, как другой берег реки...Если нужен какой-то образ, вот он – река. На одном ее берегу – антропос. Один. На другом – антропоид. Мы смотрим друг на друга. Между нами миллиарды лет. И одиночество Африки в цепи видов – это уже и наше одиночество.»
Потом Маргарит Дюрас говорит об истреблении больших обезьян и делает умозаключение – Африку нужно научить бояться человека. Потом она пишет « Африка здесь, гигантский младенец, сдавленный своей огромной силой, Это Гарбо первых веков, еще не знающая того, что она Гарбо, но истина такова: Африка являет собой безграничность, вид в его невинности и трагедийности.
Когда утром ее спрашивают: как дела? – Она часто отвечает »sad ». Почему «грустно»? она отвечает. Что и сама не знает, почему. Африка говорит сэд, показывая, как текут слезы по ее лицу. Пальцами проводит вниз по щекам, и печать падает из глаз в центр мира. Чудо – Африка еще не знает, что она грустна нашей общьей грустью, грустью меланхолии, меланхолии по ту сторону всякого знания.»
Я спрашиваю саму себе, кем я больше восхищаюсь – Коко или Дюрас...Михаэль, горилла-сирота, также выучил язык обезьян. Он стал компаньеном Коко. Однажды он показал нам, что он печален. Когда его спросили «почему?», он нашел новые знаки: «маму убили, лес, охотники».
Всячески восхищаясь способностями высших обезьян, я однако боюсь, что - из-за нашего нарциссизма- мы забудем о коровах, овцах, свиньях.
-Искусство всегда находило язык, чтобы говорить о животных. Они занимают огромное место в наших древнейших мифах.
Э.Фонтенэ: Это правда. Необычайное вимание Леви-Стросса к животным связано с его работой над мифами индейцев. Но и в западной культуре мы тоже находим массу примеров. Особенно в живописи: туши животных у Рембрандта и Сутина, Заяц Дюрера, Белый Медведь Жиля Эйо, лошади Жерико, Обезьяна-Скульптор Ватто...И литература о животных – она восстанавливает их достоинство, спасает их тайну и молчание, освобождает их из концептуального, зоотехнического рабства. В саду моей библиотеки свободно и соборно обитают летучие мыши Рильке, собака Улисса, слоны Мишле, пес Каренин Кундеры, скарабей Кафки, лошадь Ахилла, паук Колетт, крысы Хофмансталя, собака Баушан Томаса Манна и многие другие. Это маленькие боги, берегущие меня от ухода в абстракцию. От их имени я выступаю против «освобождения животных» (специцизма-Т.Г.), и призываю к реальному и ответственному общению всех живущих на нашей земле. А музыка! Адорно писал, что проповедь св. Антония Падуанского рыбам конституирует скрцо Второй симфонии Малера:» Музыка воспроизводит поведение животных, она сливается с их закрытым миром, она пытается смягчить проклятие, которое лежит на живоных. Она дарит голос тем, кто лишен языка...В своей глубине музыка отражает молчание животных..»
- Некоторые настаивают на том, что животное не интересуется миром как таковым, что оно не созидает произведения искусства, и поэтому мы можем его эксплуатировать. Есть и такие, которые cчитают, что мучимые в узких клетках животные (индустриальное выращивание) на самом деле не мучаются, «ибо не знают ничего другого.»
Э.Фгнтенэ: Вот вершина хитрого лицемерия. Чувствительность к боли, конечно, зависит от уровня эволюции видов. Вспомним о понятии notiception, что означает способность рефлективно реагировать на угрозу разрушения целостности организма. Боль наступает, когда нотицептион сопровождается эмоцией (я чувствую), страдание же – когда когнитивные и эмоциональные факторы модулируют «я чувствую», когда все сознается. Это возможно на уровне млекопитающихся.
К сожалению, проблемой боли занимается (Национальный Институт Аграрных Иссследований). Цель хорошая – как позволить животным меньше страдать. Но еще совсем недавно утверждалось, что животное боли не испытывает. Оно лишь – субъект нотицепции. Ни в коем случае нельзя давать вопрос о страдании на откуп зоотехникам. Индивидуумы, выходцы разных видов, обладают не отлько окружением, у них есть свой мир, соответствующий их субъективности. Мир, пересекающийся с другими мирами. Если бы правильным образом занялись этологией индустриально выращиваемых животных, то могли бы с большим успехом противостоять аргументам зоотехников с их отрицанием «животной боли».
- Долгое время никто вообще не задумывался о судьбе этих животных. Для некоторых ученых, таких, как Кристин Николь, профессор Бристольского университета, цель уже определена: «Наш долг – показать, что животное, которое мы хотим съесть или использовать, - это сложный индивидуум, поэтому нужно по справедливости изменить нашу культуру и условия, в которых растет это животное.»
-Э.Фонтенэ: Катрин и Рафаэль Ларер пытались дефинировать « норму» относительного благополучия для животных, живущих с человеком: « При механизированном выращивании, когда животное превращается в некую цифровую данность и гомогенно группируется, оно отрывается от своего социального контекста, теряет связи с ему подобными, а также с человеком.» Это значит: контракт одомашнивания более не существует.
Человечество за все это дорого заплатит. В символическом плане. Живые существа превращаются в товар, который можно совершенно безответственно производить или уничтожать. Меня потрясли истории с овечкой Долли, а затем кризис «бешеной коровы». Животные огромными массами убивались, сжигались. Бросались в общие могилы. Эта чудовищная бойня коров, быков, свиней была каким-то архаическим позором и неслыханным скандалом.
Индустриальное уничтожение миллионов животных говорит о том, что наша технократическая цивилизация в основе своей нигилистична. Логика чистого расчета, деструкция и холодное убийство свидетельствуют о победе смерти.
- Как Вы думаете: произойдет ли когда-нибудь процесс покаяния внутри монотеистических религий и вместо «человека-венца творения» мы увидим отношения равной взаимозависимости между человеком и животными?
- У меня нет никаких иллюзий на этот счет. Вряд ли эти религии преодолеют антропоцентризм. И все же я с благодарностью отношусь к богословам типа Ойгена Древермана, Мишеля Дамьена и Жана Бастэра. Они пытаются освободить католицизм от зоофобии.
- Расскажите о первых обществах защиты животных.
Э.Фонтенэ: Первое увидело свет в Англии 1824 года, потом в США и кое-где в Европе. Они созидались социально активными людьми. В 1845 г. возникло SPA (Общество, защищающее животных) в Париже. В 1850 г. был принят закон Граммона. Его вдохновил генерал Граммон, офицер ковалерии, организовавший общество защиты лошадей.
-Какова было цель этого закона?
Э.Фонтене: Он был направлен прежде всего против ненужной жестокости, которая развращала и ожесточала зрителей, он также призывал спасать животных, истязаемых человеком, особенно лошадей.
Нужно подчеркнуть тот факт, что феминистки играли особо важную роль в Англии 19-20 веков.
И во Франции женщины-социалистки: журналистка Северин (1855-1929), Луиз Мишель (1830-1905), коммунарка, левая и анархистка, она писала: «Чем более жесток человек по отношению к животным, тем раболепнее он прогибается перед начальством».
Феминистка MarieHuot(1846-1930) – она сражалась против корриды и вивисекции. Ее подвиги? Она, вооруженная зонтиком, напала в Коллеж де Франс на одного ученого, который приступал к вивисекции обезьяны. Совместно со шведским анархистом она напала на двух матадоров из парижского округа. Достойно ли заниматься животными, когда столько людей страдают? На этот вопрос она отвечала: нельзя так не масштабно смотреть на вещи. Забота о животных не мешает заботе о человеке.
Наконец, Роза Люксембург. Она писала в тюрьме потрясающие своим состраданием письма. В окно тюрьмы было видно, как прибыл фургон, который тянули быки.» Они были так чудовищно нагружены, было столько мешков, что быки не могли переступить порог навеса. Сопровождавший солдат несщадно хлестал их своим кнутом. Наконец им удалось преодолеть препятствие, но один из быков кровоточил... Пока разгружали воз, быки стояли неподвижно, у того, который кравоточил, было мрачное лицо, его глаза – черные и кроткие- казались глазами плачущего ребенка. Ребенка, который не понимает, за что его наказали, не знает, как убежать от грубой жестокости, как не страдать...Я была рядом с ним, животное меня разглядывало, слезы текли из моих глаз, это были его слезы. Мой бедный бык, мой любимый брат, мы оба беспомощны, оба отупели от страдания, и наша боль, наше бессилие, наша тоска соединяют нас в одно существо.»
Шопенгауер говорил о жалости и сострадании, он ссылался на идийскую мудрость, на философию Упанишад: «тат твам аси», «это ты». Ты, человек. Живое существо. Ты – манифестация всего этого, хоть оно и воспроизводится в животных и растительных формах.
Но это манифестация единства не имеет ничего общего с эмпатией, о которой сегодня так часто говорится. Строго говорил об этом понятии лишь Гуссерль. Понимание психики животных основано на Einfuhlung, эмпатии, не имеющей ничего общего с легкой наивностью антропоморфизма. Несмотря на мое восхищение Шопенгауером, я не являюсь его последовательницей. Мне кажется опасным связывать заботу т животных с какой-либо метафизикой, предпосылки которой не ясны многим. Не нравится мне, что он заботился о животных, но был мизогеном и антииудеем.
- В 18 веке резко возрастает внимание к страданиям животных. Сострадание берет верх над рациональностью?
Э.Фонтене: Это верно, 18 век – век чувствительности, но очень мало размышляет о статусе живого, которое чувствует и страдает. Лишь в 19 веке ментальность меняется. Текст Бентама, написанный в 1789, произвел революцию лишь в 19 веке. Во всяком случае именно Руссо задался фундаментальным вопросом: « Если я не должен причинять зло моему ближнему, то прежде всего потому, что он чувствует, а не потому, что рефлектирует. Чувствительность принадлежит как человеку, так и животному. Поэтому ни один из них не имеет права мучить другого».
Руссо пишет, что все живое объединено чем-то, что глубже рефлексии. Это – жалость. Это «естественное отвращение при виде какого-либо страдающего существа». Кроме того, Руссо говорит об анатомическом различии между травоядными (у них плоские зубы) и мясоедами (у них клыки). И он напоминает, что у травоядных есть ободочная кишка, которой нет у хищников. Значит, человек,обладающий зубами и кишкой травоядных, должен быть отнесен к их классу. Хищники сражаются за то, чтобы овладеть своей добычей, плодоядные же живут в мире. Руссо спрашивает – что было бы, если бы человеческий род перестал есть мясо, ведь – судя по зубам и кишечнику- он создан именно для этого...
- Уже существует Универсальная Декларация прав животного во Франции. Ее провозгласили 15 окт. 1978 года в Юнеско и утвердили в 1989.
-Э.Фонтенэ: Да, но она слишком антропоморфична.
Клод Леви-Стросс отличился в 1976 году по-настоящему антигуманистским рессантиментом, выступая перед комиссией Национальной Ассамблеи. Его пригласили «рассказать о свободах», а он предложил сменить права человека на «права живого». И никто не может обвинить Леви-Стросса в «витализме». Потому что он всегда исходит из ФОРМЫ и из СИМВОЛИЧЕСКОГО, они определяют живую и индивидуализированную материю.
Нужно создать синергическую связь между этологией и экологией. Вот задача будущего.
Филипп Девьенн, следуя за Витгенштейном, говорил, что с животным нас соединит язык. Нужно доверять их языку, тогда мы признаем и их права. Ведь язык – это не только орудие познания, это и способ выразиться – крик, восклицание, требование. Боль – не объект познания, это выражение. Без всякой метафизики, прямо и непосредствеенно мы убеждаемся в том, что животное страдает.
- Я хочу поговорить о деструктивном импульсе. Согласно профессору Роберту Харрисону существуют такие психологические силы, которые превосходят наши материальные нужды – утоление голода или хозяйчтвенные проблемы: « Слишком часто в наша агрессивность против природы и животных скрывает в себе разнузданную ярость и месть, мы проектируем на естественный мир свои невысказанные страхи, свою конечность, обреченность на смерть. Так мы пытаемся забыть о мучительной жестокости судьбы.»
-Э.Фонтенэ: Роберт Харрисон предлагант идею биотической общности, т.е. этики земли. Хочу откликнуться, прочтя отрывок из книги «Корни неба» ромэна Гари. « Мне удалось собрать откровения одгного пьяного американского писателя. Писатель регулярно ездит в Африку и отстреливает свою порцию слонов, львов, носорогов. Я спросил его, почему? Он ответил: «Всю мою жизнь я умирал от страха. От страха жить,от страха умереть, от страха болезней, импотенции, от страха неизбежного физического угасания...Когда страх становился совершенно невыносимым, он концентрировался в форме носорога, во льве, внезапно возникающем из высокой травы, в слоне, идущем на меня...Я стреляю и какое-то время я свободен от страха, наступает мир...».
- Для этнолога Клода Леви-Стросса (1908-2009) гуманизм, вытекающий из картезианства и иудео-христианства несет на себе ответственность за угнететие животных. Он не уставал говорить, что, неуважение к животным открывает двери для проявления самого худшего в человеке... Взяв себе право радикально противопоставить человеческий и животный мир, приписывая одному все то, что отнималось у другого, западный человек дал начало проклятому циклу и удовлетворению нужд коррумпированного и самовлюбленного человечества.
Э.Фонтенэ: Это великолепный текст, который мы находим в статье о Руссо. Западный человек предпочел себя самого всякому другому созданию, он присвоил себе право выражать свое неограниченное самолюбие, своюсамовлюбленность, будучи мужчиной, а не женщиной, будучи европейцем, будучи собственником. И этот эгоизм, этот нарциссизм со времен Декарта соединены с суверенной субъективностью cogito , jesuis, jeexiste. Этот солипсизм и эготизм человеческого, вытесневший другое глубокое чувство – идентификацию с другим и даже с наиболее другим, т.е. с животным- конституируют основание современного варварства.
- Философ Флоранс Бурга говорит: индуистски-буддистская доктрина АХИМСЫ – это то, что отличает нас от «Не убий» Библии. Ганди подчеркнул, что ахимса – расширение библейской заповеди и на животный мир. И животные – наш ближний. В том, что на Западе «ближний» понимается в усеченном варианте, - его человеческое несовершенство.
Э.Фонтенэ: Да, это вопрос фундаментальный. В Десяти Заповедях убийство человека – это преступление, а животного – нет. Жак Деррида – в одном из интервью, данном Нанси – говорил о субъекте. О субъекте познания, воли или права. И о животном. Он подчеркнул, что Левинас перевернул субъективность, для него –что неожиданно для всей европейской мысли- субъкт – это заложник, а не некто автономный и свободный. В этической перспективе субъект целиком открыт и зависит от другого. Он прежде всего ответственен за другого, а потом уже за себя самого. Но это ответственность, говорит Деррида, никогда не распостранялась на все живое. Заповедь же должна звучать так: « Не убий все живое». «Другой» в европейской этике – это только человек.
И никогда – животное.
- Почему Франция всегда запаздывает в вопросе о животных? И в сфере преподавания, и и в сфере права и в сфере культурных предпочтений?
Э.Фонтенэ: Страны более богатые – это страны протестантской культуры. Они больше занимаются правами животных, чем страны католические. Уже тридцать лет я призываю к созданию Государственного Секретариата по делам Животных, чтобы положить конец неразберихе и перекладыванию ответственности на министерства Агрикультуры, Здоровья, Юстиции, Культуры. Во Франции множество срочных реформ блокировано сельскохозяйственно-продовольственной индустрией, мясным лобби. А также всесильным лобби охотников. Хоть охотников не много, всего 2% от всего населения.
ОБНАРУЖЕННЫЕ ЖИВОТНЫЕ
БОРИС ЦИРЮЛЬНИК
Борис Цирюльник стал сиротой в 6 лет. Свои первые дружеские отношения он построил с животными. В 12 лет его потряс фильм о жизни естествоипытателя и энтомолога Жана Анри Фарба (1823-1915). Борис начал занимается исследованиями, посвященными психологии животных, изучением чувств и привязанностей у обезьян. Но он быстро охладевает : в то время «исследование» состояло в составлении скучных статистик и было связано со страданием животных во время экспериментов. В 1969 году бихевиоризм занимает все умы, господствующее направление в культуре отрицает животное начало в человеке, а животное рассматривается как машина.
Цирюльник увлечен новой дисциплиной – этологией. Она родилась в 1930 г, но было малоизвестна во Франции. Этология изучает человека и животное в их естественной среде. Вот путь освобождения, путь масштабных откровений.
Борис Цирюльник работает на перекрестке дисциплин: невропсихиатрии, психоанализа, психотерапии, этологии. Он также известен как писатель, просветитель, педагог.
-Немецкий философ Жан-Клод Вольф, занимающийся этическим измерением отношений животного и человека, подчеркивает, что воображение играет в данном вопросе особую роль.
Он спрашивает: Что чувствуют лошади, отправленные на бойню, когда их везут через всю Европу? Как чувствуют себя поросята в переполненных вагонах? Силой воображения мы можем поставить себя на их место и сочувствовать им. Животная этика – не обращается ли она сегодня к взрослым с атрофированным воображением?
Б.Цирюльник: Чтобы понимать животное, нужно думать так, как думает оно. В течение длительного времени человек не наблюдал за животными и отказывал им во многих чувствах. Этология основана на воображении: нужно делать гипотезы, принимать различия, оправдывать открытия. Нужно забыть о себе. Эмпатия была в центре исследований Джэйн Гудолл, приматолога, когда она отправилась изучать шимпанзе на берегу реки Танганики, в танзанийском заповеднике. Это было в начале 1960 годов. Ее работы произвели революцию, изменившую наш взгляд на животное, мы по-новому задумались о нашей моральной ответственности перед ними.
Джэйн Гудолл сделала интересные открытия, она наблюдала за использованием орудий, за «войнами» в среде обезьян, она наблюдала, как запрещается инцест, за ритуалами в обезьяньем общении. Она наблюдала, как мамы обучают малышей и впоследствии воспользовалась сама этим опытом (в воспитании сына). Но прежде всего она придумала новую методологию своей работы, которая позволяла обезьянам жить в своем естественном окружении, пользуясь полной свободой. Она поместила себя в их среду (что раньше запрещалось механистическими традициями университетских исследований), она дала обезьянам имена, выстроила с ними дружеские отношения. Вслед за ней так же действовали и ее со-трудницы: Диана Фоссей с горилами, Бируте Галдикас с орангутангами, Ширлей Штрум и Тельма Роуэл с бабуинами, Синтия Мосс со слонами. Эти женщины тотально изменили отношение науки к животным, открыли индивидуальность и личность животного. Там, где их мужские коллеги видели лишь агрессивность, доминирование самцов, постоянную конкуренцию и строгую иерархию, женщины-исследовательницы обнаружили полнокровные социальные отношения, сложные связи, где самки играли свою роль, где присутствовали сострадание, мораль, сильные эмоции.
- В конечном счете – объективность не существует вообще?
Б.Цирюльник: Нет, существует, но это МЫ создаем существующий объект. Если бы мы не наблюдали его, он был бы другим...
Существует множество пимеров. Сравним, например, заметки англичанина Дарвина и русского натуралиста и географа Петра Крапоткина. Оба обладали огромной культурой и знаниями. Но Дарвин изучал природный мир маленьких островов, где царили отношения подчинения и господства, конкурренция возникала из-за недостатка пространства.
В случае Крапоткина животные, имеющие достаточно пространства, не ссорились друг с другом, напротив, между ними возникали отношения солидарности.
- Как этология изменила нашу теорию «животных-машин»?
Б.Цирюльник: В начале хх века животных еще рассматривали как механизмы. Эту точку зрения изменил Якоб фон Уюкскюль в начале 1930 годов. Он заинтересовался целым организма, а не редуцированными проявлениями отдельных органов. Он создал концепт «окружения»(Umwelt), т.е. мир животного, как мир некой отдельной субъективности. Каждый вид обладает особой, только ему присущей «системой» перцептивных возможностей, своим зрением, обонянием, слухом и т.д.
В это время процветал бихевиоризм (основатель Ватсон), где человек и животное были просто машинами и изучались в искусственных условиях.
Животные были сложными машинами, которые реагировали на звуковые, световые, электрические сигналы. Они были изолированы в «ящиках», где у них отнималась малейшая инициатива. Для бихевиористов существовал универсальный принцип-отмычка для объяснения любого поведения.
-Этология – это реакция на бихевиоризм?
Б.Цирюльник: Конечно. Конрад Лоренц, Николас Тинберген и Карл фот Фриш были основателями этологии в 1930 году. Все они получили Нобелевскую премию по медицине 1973. Они воспользовались базовой идеей Уюкскюля, предпочитающего наблюдать животных в их естественной среде. То, что они стали нобелевскими лауреатами, придало вес их начинанию.
- Хорошо, человечество признало человекообразных обезьян и слонов. Но кроме них, есть сороки и свиньи. Они тоже имеют социальную память, умеют обманывать и сострадать, могут сообщить о своих намерениях, они креативны...Спросим еще раз – для чего все эти научные исследования, если они не облегчают судьбу животных? Статус животного остается все тем же: это объект и мы им владеем.
Б.Цирюльник: Закон сегодня все же в большей степени защищает животных, чем это было раньше. Но надо признать, что он действует только там, где не мешает человеку и его проектам. Нам нужно еще очень многое сделать. Это правда.
В Европе животное получило статус чувствующего существа согласно Амстердамскому договору. Но использование этого закона варьируется от страны к стране.
Мы знаем, что отмена рабства в 18-19 веках принесла убытки богатым хозяйственникам того времени. Действительно, отмена рабства угрожала росту цен на сахар! Страдание животных надо рассматривать в том же контексте: на первый план выходят неоповержимые экономические аргументы.
Встретив индейцев в Америке, Кортес думал, что это не люди, поэтому их можно эксплуатировать и убивать.
«Говори и я тебя крещу!» - так восклицал знаменитый кардинал Полиньяк, поэт и дипломат 18 века, обращаясь к пойманному в клетку орангутангу в парижском Саду Растений.
- Педопсихиатр Гэйл Мельсон спросил у ребенка: «Хорошо ли убивать животных?» Конечно, нет, - ответил ребенок,жуя гамбургер. Но собаки и коты остаются, например, животными, которых не употребляют в пищу. Забавно идти в компании на рыбалку или на охоту, но немыслимо стрелять в бродячую кошку. Коровы, свиньи, овцы, отслужившие свое, каждодневно миллионами посылаются на бойни.
Б.Цирюльник: Увы, это так. Трудно говорить об аморальности этих убийственных поступков, поскольку они бесконечно повторяемы, институализированы и рассматриваются нашим обществом как что-то нормальное.
-Вы писали о трибуналах в Средние Века. В то время считалось, что у животных есть душа. Они имели адвоката, значит, у них были каккие-то права?
Б.Цирюльник: У животных была душа, но сильно отличающаяся от человеческой. Человек был наделен душой бессмертной, животные же, порабощенным законом и Злом, обладали лишь чувствительной душой. Платон говорил о трех видах души. Одна, бессмертная и божественная, размещалась в мозгу, она принадлежала лишь человеку. Чувствительная душа предполагала существование аффектов и разумных страстей. Она была в сердце. Растительной душой обладали все: и растения, и животные, и люди.
До самого Просвещения (18 в.) мы находим сообщения о судах над животными Их арестовывали, сажали в тюрьму, судили и казнили, думая, что в них живет дьявол. Так есть мышей в воскресенье было для кота смертным грехом и преступлением. Его ждала виселица.
Воображение человека не знает границ, и от идеи Зла, скрывающегося в животных, в 17 веке перешли к идее, что животное – это машина.
- Но сегодня животные уже рассматриваются как личности?
Б.Цирюльник: Я бы не сказал, что как личности, но скорее как индивидуумы. Личность – это говорящий субъект. Животные – это индивидуумы со своими темпераментами, со своим развитием. Но чтобы рассказать о своей истории, они должны изобразить (репрезентовать) нам самих себя. У животных есть чувство самих себя. Но для истории нужны образы и слова.
- Но я не согласна с Вами. Психолог и приматолог RogerFouts, обучавший обезьян языку знаков, пишет о том, что обезьяны обмениваются между собой знаками и тогда, когда нет людей. Они описвают свое отношение к миру, «говорят» о своих эмоциях. Ученые зафиксировали эти разговоры. Знаменитая шимпанзе Вашо так приветствовала своего приемного сына: «Иди, обниму тебя! Быстро!»
Изобретение знаков стало для обезьян способом выразить свои эмоции, для нас, людей – это ключ к их пониманию. Подобно Вашо и Лули, мы знаем матерей-орангутангов, обучающих своих детей языку знаков. Обезьяны перестают быть рабами своего контекста и входят в мир произвольно детерминированных обозначений. Мы, действительно, можем говорить об истории.
- К черту тогда все «слова», зачем эта порабощающая нас с древности маркировка?
Б.Цирюльник: Приматы не могут говорить только из-за механических прчин – у них не так утроено горло.
Физиолог и биолог JaredDiamond предложил причислить нас, людей, к семье шимпанзе. Это для нашего смирения.
Б.Цирюльник: Биологически это верно. Человек – это примат из группы хоминоидов. Существует гораздо меньше различий между обезьяной и человеком, чем между мужчиной и женщиной. Ведь у мужчины каждая клетка – это XY, а у женщины XX . Я не вижу причин, почему нас не записывают в одно с шимпанзе семейство. И моя гордость совсем не страдает.
-Кажется, что насилие в отношинии к животным – это некая константа человеческой истории. Согласно детскому психиатру Гэйлу Мельсону, для западного отношения к одомашненным животным жестокость – это нечто нормальное, и призывы к бережной любви черезвычайно редки.
Б.Цирюльник: Насилие лежит в основе отношения человека к животному миру. У наших предков насилие начиналось с употребления соответствующего орудия. Техника убийства неустанно совершенствовалась: от простого камня, от дротика до изощренных машин – человек обрел огромную власть над животным.
Не забудем также, что долгое время мы были антропофагами. В качестве ритуальной антропофагия практиковалась охотноками и собирателями на всех континентах.
- В 19 веке бойни, которые находились внутри городов, были вынесены за пределы города, чтобы защитить глаза и уши чувствительного человечества и избавить людей от чувства вины.
Б.Цирюльник: Существует тенденция не быть жестокими с животными, чтобы не волновать людей. Джон Лок и Эммануил Кант говорили, что к животным нужно проявлять некоторую жалость, чтобы испортить хорошего отношения к людям.
Шопенгауер же думал иначе. Для него человек – это «бес», а животные « истязаемые души». Он пишет: «Общества защиты животных всегда выдвигают один и тот же аргумент: нельзя быть жестокими в отношении к животным, потому что это ведет к жестокости в отношении к человеку. Как будто бы человек в чистом виде – объект морального долга, животное же только в опосредованном. Как будто животное – просто вещь.»
И все же нравы меняются очень медленно. Например, понадобилось 20 лет борьбы, чтобы в 18 веке запретить знаменитые bullfightings, когда собаки натравляются на привязанного быка или медведя. Борьба эта активно велась реформаторами, борцами против рабства!
Возвратимся к бойням. Когда индустриальное развитие позволило механизировать убийство, бойни объявились закрытыми для публики. Все было сделано для того, чтобы создать дистанцию между человеком и животным и снять с человека чувство вины.
В начале ХХ века Аптон Синклэр, один из социалистических лидеров, опубликовал расследование об адских условиях существования зверей и людей на бойнях Чикаго. В 1964 году интенсивное выращивание было описано английским писателем Рутом Харрисоном. Эта книга возымела свое действие. В Англии собрался ученый совет, задачей которого было продумать ситуацию с животными. Естественно, нужно было ждать 15 лет, чтобы были сформулированы фундаментальные принципы содержания животных:
Животные не должны голодать, страдать от жажды, страха, подавленности, от физического и температурного дискомфорта, от боли, от ран, от болезней и т.д. И эти правила были более или менее признаны в 1970 году, но на практике муки животных продолжаются и по сегодняшний день.
Доказательство: директивой Европейского Совета от 22 декабря 1993 года о защите животных в момент их убиения (ее цитируют Флоранс Бурга и Жан-Пьер Маргенод) постановлено: « Запрещается наносить животному удары и бить его в особо чувствительные места. Запрещено ломать, скручивать шею, давить в глаза. Все грубые удары, например, удар ногой запрещены.»
- Если Совет публикует в таких подробностях подобные запреты, то можно сделать вывод о эти жестокие действия не такая уж редкость.
Б.Цирюльник: Да. Уже в 2008 году Совет Европы вновь публикует правила отношения к животным, где стоит: « избавить – насколько это возможно – от боли, подавленности, страданий животных, обреченных на заклание». Да, животные у нас еще рассматриваются как неживой материал, и никакие правила здесь не помогают.
Акт жестокости стал считаться преступлением в 1963 году, в 1976 году животное было признано существом чувствительным. Но во Франции животное остается по сей день собственностью хозяина, который может делать с ним все, что угодно. Хотя Римский Декрет, называющий животных «Товарами и продуктами агрикультуры» сменился в 1997 году Амстердамским, требующим уважения к животным как « к существам, умеющим чувствовать».
Увы, Франция отмечена отставанием. Она отстала от Швейцарии, где просто и ясно сказано: животные – это не вещи. Она отстала от Германии, где права животных занесены в Конституцию. В Австрии запрещено держать собаку на цепи. Великобритания, Италия, Люксенбург, Швеция – во всех этих странах признали внутренние достоинство животного. Достоинство, которое требует защиты.
Но во все эпохи экономическая выгода перевешивала все остальные критерии.
С Античности животноводство стремилось любой ценой извлечь максимум прибыли, несщадно эксплуатируя животных. Впрочем, pecunia (деньги) происходит от pecus- скот. И как об этом уже писала Франсуаза Арменгод, в Античности существовали рецепты животноводства очень напоминающие то, что делается в сегодняшних индустриальных обществах. Возьмем пример из 1-го века. Римский агроном Колумель так рекоммендовал выращивать кур для того, чтобы они быстрее набирали вес. Нужно: « чтобы куры не ходили по земле, содержались в очень теплом помещении, мало освещенном, чтобы находились в тесной клетке, которая мешала бы им перевертываться».
Логика выгоды всегда инструментализирует животных. Экономические системы не пощадили ни человека, ни животных. Только сегодня страдания животных возросли в разы, поскольку возрасла мировая продукция мяса и молока. И она растет дальше, ибо к мясоедам присоединяются развивающиеся страны.
Но одновременно меняется и человеческая ментальность. По требованию французского министра агрикультуры в Национальном Институте Агрикультурных Исследований (INRA) был разработан текст, касающийся страданий животных. И сделан недвусмысленный вывод: невозможно относиться к животным только с позиций экономики или санитарии. Проблема их страдания стала сегодня гражданской и общественной проблемой, и проблемой потребителей.
-Когда вдруг животная продукция стала заботой науки?
Б.Цурюльник: это произошло в середине 19 века. Зоотехника возникла во Франции. Появилась доктрина, заменяющая «помощников» в работе (животных) на животных как носителей прибыли. Короче – зоотехника оптимизировала физиологические особенности животного, превратив его в живую машину.
Эта тенденция стала взрывной к 1960 году, под влиянием банков и продовольственной индустрии. В это время появляется выращивание на «батарее», Результат: более 50 миллиардов животных каждодневно уничтожаются в наших европейских бойнях, 16 000 за минуту в американских, 3 миллиона во французских. Мы живем в мире, где эмоциональные отношения между людьми и животными катастрофически разрушены. В этом мире сознательно не хотят знать правды о животных.