/ 1
- Подробности
- Опубликовано 19.10.2014 16:35
- Просмотров: 8113
ДНЕВНИК ЗООЗАЩИТНИЦЫ
(продолжение, начало см. http://www.doglife.ru/index.php/tserkov-i-zhivotnye/195-dnevnik-zoozashchitnitsy)
2 июля. Горазд Коциянчич написал для нашего «Русского мира» неслыханное по нравственной чуткости, философской (и Мерло-Понти, и Хайдеггер, и Лакан..) и богословской (апофатика, Прокл, жития святых) обоснованности сочинение о животных. Оно «темное», в том же смысле, в котором глубокого Гераклита называли «темным», но лучше, ответственнее вряд кто смог бы кто написать . Отрывок: «Онтология ипостаси, как единственного бытия, ведет меня к символического или реальному убийству. Значит, я должен ограничить себя в качестве критерия бытия и небытия. Что же касается со-ипостасности, заповедь не-убий апофатична в самом радикальном смысле. Возможность моей ипостасности, ее так сказать абсолютность в этом случае преобразуется в ничто. Моральный закон является событийной конфигурацией апофатического Ничто в ипостаси. Только в крайней интимности ощущается экс-тимность».Если кто «прорвется» сквозь плотность этого текста, будет восхищен и благодарен.
17 ноября 2013
Господь редко печалился в Евангелии. Тем важнее узнать, почему, что могло смутить Бога. Так, он сказал юноше, который полюбился Ему, и который с юности исполнял все Божьи заповеди: Иди и раздай имение свое. Но юноша отошел, потому что был очень богат. Так он не смог достичь совершенства, которое заключается в свободе отказаться от всего, во всем довериться Богу. В свободно и любовно избранной бедности. Из несвободы должна вывести не столько аскетика, сколько горячая нелюбовь к комфорту и благополучию.
Алексий – Божий человек – истинный герой наших последних времен. Он, как и евангельский юноша, был богат и благочестив. Имея все, щедро делился с нищими. Но и этого было мало, а значит, не было вовсе.
Чтобы стать настоящим, найти вещь-весть-пти-А, Реальность, выйти из тупика символического, Алексий ушел в самый социальный низ. И впервые был счастлив тогда, когда его бывший раб подал ему милостыню.
Русская литература чутко следовала этому евангельскому призыву и проповедовала бедность. Так, Акакий Акакиевич, из шинели которого «мы все вышли», живет в совершенном послушании воли Божьей, тихо и кротко выписывает то, что «дано сверху» и на насмешки отвечает: «не обижайте меня». Его нельзя обижать, потому что у него, кроме существования – дара Божьего - ничего нет.
Но и у него есть слабость – он мечтает о шубе. Значит, сознание его раздвоено, так он теряет благодать.
Достоевский, Гоголь, Толстой изображали прекрасных бедных людей. У Толстого, Пьер Безухов обретает внутреннюю свободу, только оказавшись в плену, рядом с нищим народом, с Платоном Каратаевым и его собачкой.
Красота любви животного к человеку также лишена ролевого, символического, наносного характера. Для наших животных, совершенно бедных и полностью зависимых от нас, мы – боги. «Я так же беден, как природа...» (Мандельштам). Животное отрицает перевернутый, искусственный мир «шоу» и цирка. Внутри этих грубых манифестаций – пустота, ужас, горе. Сцена, манеж – матрица символического. Там, за кулисами, в тесных чуланах и клетках тихо, тревожно и страшно умирают звери. Вспомним, как сильно трогает нас смерть гуся в «Каштанке», одиночество и беспомощность грустного дрессировщика.
Каштанка - это символ свободы. Услышав свое настоящее имя, преодолевая все запреты и табу, бросается Каштанка к родному, своему, настоящему.
Не случайно и «Дама с собачкой» без собачки не запомнилась бы. Собачка – это и есть тайна, которая, ничего не знача, все сохраняет и оберегает. Она – Ангел-Хранитель и самой героини, и ее любви, неузнанной, хрупкой, беззащитной.
У Чехова был брат – Александр Павлович. Он был одним из пионеров зоозащитного движения в России. Редактировал «Вестник российского общества покровительства животным».
12.02.2014 Париж.
В Копенгагенском зоопарке варварским методом – введя гвоздь в шею - убили жирафенка Мариуса. Причина – он оказался «продуктом скрещивания внутри одной популяции». Затем – на глазах толпы - Мариус был брошен на съедение львам. Все это действо было задумано как просветительский, показательный урок. В первых рядах стояли дети: поразилась их лицам – у некоторых нахмуренные, у других – потерянные, у третьих застывшие. Это был сознательный акт дирекции ЦОО. Обучали действовать «по закону», запрещающему жизнь всякому «продукту инцеста». Любому не-стандартному, слабому. Так поступал и Гитлер, уничтожая психически больных, инвалидов. Так в наше время поступает нео-либерализм, который еще вчера хвалился своей «защитой меньшинств». Сегодня обнаружилась вся ложь его изначальных прав и свобод. Только сила имеет права. Слабого надо давить. Законной жестокости нужно обучать с детства. Запущена программа «де-диснейизации» природы, животных, сказки. Уже давно философы и социологи говорят о «конце детства». Но вспомним евангельское – «Не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное». У Бернаноса: «Если в вас еще жив маленький ребенок, берегите его. Мало вероятности, чтобы он помог вам выжить, но он точно поможет вам в вашей смерти». О безблагодатности Гитлера Бернанос сказал: «Гитлер осуществил только мечты себя взрослого». Взрослые мечты – это мечты о власти.
Детская душа открыта удивлению и восторгу, которые почти совсем исчезли в буржуазном сознании, трясущемся от страха потерять накопленное. Хотя на современном Западе - от страшного одиночества - люди стали больше тянуться к собакам и котам, больше восторгаться ими, чем своими соседями, сослуживцами, родичами. Но при этом им глубоко безразлична судьба не менее умных и эмоционально одаренных - коров, свиней, кур... Индустриальное выращивание миллиардов невинных существ, их циничное индустриальное убийство – это тоже наследие последних десятилетий. И несмотря на то, что «все все знают», число мясоедов в Европе растет. За последние годы оно выросло в три раза. К мясоедам присоединился и Китай с его прожорливыми миллиардами.
Современный человек-гедонист не способен ни в чем отказать себе. А от призывов «не есть мяса» он отмахивается, как от надоевших насекомых. Ну а теперь в открытую заявляет: портящие аппетит – вне закона. И в России в зоозащитников и экологов уже забивают гвозди так, как их забили в копенгагенского жирафа. Защищать слабейших стало самым рискованным делом. И главной христианской заботой.
25.02.2014.
Как сохранить единство нации или государства, если нет войны? Если нет видимых или невидимых врагов, ни что не угрожает «целостности», идентичности, безопасности? Этот вопрос задал себе в начале прошлого века Виллиям Джеймс на Страндфортовском Конгрессе 1906 года. Если враг не стоит у ваших границ, если никак не поднять народ на «защиту родины», то «следует объявить войну самой природе и таким образом втянуть молодежь в эту бессмертную битву, в которой разыгрывается судьба человечества и определяются условия его выживания. Человеческая армия, выступающая против природы, могла бы стать «моральным эквивалентом» войне, поскольку не потеряла ни одной из «сокрушающих» ценностей демократического общества, в то время, как в этой войне исключены всякие человеческие жертвы». (W.Jemes «The moral Equivalent of war», New York, 1911).
Но обожествление победительных технических достижений в Европе и «преодоление пространства и времени» «комсомольским племенем» в России привело к прямо противоположной ситуации. Человечество, выступая против природы, уже, кажется, выиграло эту вечную битву, природы почти не осталось.
Мишель Серр пишет: «Это была Пиррова победа. На самом же деле – это самое крупное поражение, которое потерпело человечество». И Серр предлагает ввести новую философию права, «заключить новый контракт с природой». Ведь всякая война предусматривает, что вначале нужно объявить войну, подписать контракт, а в конце войны подписать перемирие. В этом контакте надо непременно указать, что «загрязнение окружающей среды» - это не «сопутствующий эффект», но что оно неразрывно связано с присвоением, попросту - с ограблением. «Мировую войну», которую уже тысячелетиями ведет человечество, надо из пиратской преобразовать в «цивилизационную», осознающую правила войны и ее последствия. Если права противника не признаны, то противника не существует, есть лишь нечто пассивное, презираемое, которое не должно существовать.
Как же нам быть? Мишель Серр предлагает обратиться к опыту примитивных обществ, хорошо описанному Рене Жираром. Положить конец бесконечности насилия может лишь жертва, козел отпущения, вокруг которого и организуется племя. Сначала убить, потом прославить, поклоняться, как кумиру. От такого сакрального – прямой путь к праву, а от права к справедливости...
Примитивные племена совершают свои обряды вокруг идолов, сделанных из дерева, железа, камня. Наши предки прекрасно знали, что этих кумиров сделали они сами, но что они наделены совсем другой, божественной силой. И в нашей сегодняшней истории появляются такие рукотворные идолы: пример - озоновые дыры или таяние снегов в Арктике. Они говорят, что природа не молчит, таинственная Гейя отвечает. И, в конце концов, к нам медленно приходит сознание, что Природа не – объект, а Субъект. Возвратиться во времена природных религий! Не только Мишель Серр и представитель Нью-Эйджа, призывающие вернуться во времена природных религий, но и совестливые, неравнодушные христиане начинают включать в «обожение» весь космос, всякую букашку и травинку.
Христос – это жертва. Он взял на себя наши грехи, весь груз мира. Поэтому (как пишет Жирар) Он стал абсолютным «козлом отпущения».
Но человек не «поспевает «за Христом, не помогает Ему в Его домостроительстве, не верит Богу и продолжает жить в убийственно неблагородном проецировании своей вины в другого, прежде всего в слабого, полностью зависимого от человека животного. Опять виновата тварь, что «стенает и мучится», но все-таки ждет «откровения сынов Божьих».
Язычество, природные религии, принося животные жертвы, хотя бы уважали сжигаемое животное, историческое же христианство сегодня опустилось в сферу демонического – технократическая, количественная, монетарная цивилизация вообще не замечает другого.
С.-Петербург, март 2014
Авва Аммон (4-ый век) пишет, что человек стал хуже животных прежде всего из-за своей гордыни:
«Аще убо тако не смирит себя душа, и не держит всегда в себе, яко воистину нечиста есть, и бессловесных скотов и псов горша, не приемлет Бог молитвы ее: понеже бессловесные скоты не согрешают перед Богом, ниже и суд приимут, но, якоже сотворил их Бог, тако и пребывают. Бессловесные бо суть не клевещут, не гордятся, но еще и любят питающие их. Откуду же ведомо есть же ведо есть, яко человек грешнейший и окаяннейший скотов? – Отовсюду: яко человек не любит создавшего и Бога, якоже должно ему есть любить, питающего его обильно и дающего ему вся на пользу». (Из Паисия Величковского «О вещах возбраняющихся ко спасению»).
С.-Петербург, апрель 2014.
Не могу открывать свой фейсбук. Знакомые, которые раньше казались людьми доброжелательными и умудренными, заливаются злобой и с каким-то наслаждением описывают «войну» в (на) Украине. Обо всем остальном забыто. И вот открываю Бунина и нахожу то, что хотелось бы сказать самой:
«Весной 15 года в зоопарке сторож, бросивший птице корм... давил каблуками головы уткам, бил сапогом лебедя. А придя домой, застал у себя Вячеслава Иванова и долго слушал его высокопарные речи о «Христовом лике России» и о том, что после победы над немцами предстоит этому лику «выявить» себя еще в другом великом «задании»: идти и духовно просветить Индию, которая постарше нас в этом просвещении этак тысячи на три лет! Что ж я мог сказать ему о лебеде? У них есть в запасе «личины»: лебедя сапогом – это только «личина», а вот «лик».
Сергей Хоружий спрашивает: Как возможна софиология после Октября?
Сегодня, после смерти – нет, не человека, а «человеческого, слишком человеческого», доведшего всю тварь до зримых, жутких, кричащих мук, во время судорог космоса, умирания самих стихий (воды, воздуха, земли...) пафосно рассуждают о великой Весне, религии Победы и лучезарном Будущем.
Каюсь, я и сама когда-то пафосно говорила об этом. Теперь осталось лишь покаяние. И с радостью думается только о конце света (каюсь опять).
10 апреля 2014
Все прощала Европе за то, что здесь раньше и серьезнее поставили вопрос о жестокости человека, о его вине перед братьями меньшими.
Простила и теплохладность, и безрелигиозность, культ золотого тельца, евросадомию и лицемерие. Но при этом всегда думала: здесь мы выходим на стотысячные демонстрации, лучшие интеллектуалы объединяются, чтобы юридически и практически изменить статус животного – и все это не бесплодно. Прогресс налицо!
А у нас в России смеются над «сумасшедшими», собирающими в своих жалких квартирах бездомных собак и котов. А то и сдают их в психушки. А часто ночью поджигают и зверей, и людей.
Но вот и Европа сбросила маску – как обухом по голове убийство жирафенка Мариуса, не соответствующего «формату». Для усиления эффекта на глазах у публики его бросили голодным львам.
Человек - хозяин генов, рождений и смертей. Открыто, от лица «равенства и братства» совершается законное, продуманное преступление. Дьявол не только – отец лжи, он и отец смерти. В зоопарках сегодняшней Европы служат «культуре смерти».
По телевидению, в газетах вряд ли можно прочесть, что в любящей все живое Германии каждый день истребляется миллионы только что родившихся цыплят. Если это петушки. Понятно, что никто не опубликовал наше письмо о русских цыплятах. Мы рыдали вместе с жителями вологодского села Климово. Там недавно было убито несколько сотен тысяч цыплят, ибо птичья фабрика осталась бесхозной. Даже в замордованной и опустевшей северной России нашлись люди, которые оплакивают куриные судьбы и не хотят, чтобы такое случилось еще раз.
Еще звонок из Германии: в зоопарке убили медвежонка, потому что привезли большого медведя который наверняка(!) убил бы маленького. Откуда такая железная логика? Достаточно посмотреть ю-тюбы, чтобы убедиться, как животные дружат и помогают друг другу в самых невероятных обстоятельствах. При этом зоопарщики всегда могли переселить бы медвежонка или позволить выкупить его.
Вот она Европа, в которой уже полвека практикуется индустриальное выращивание коров, свиней и пр. человеческой пиши. И индустриальное убийство миллиардов живых существ. Все бойни уже давно вынесены за пределы городов и вход в них строго запрещен.
И все же в своем предсмертном «Бобке» здешние нелюди позволяют себе «обнажиться» и «покрасоваться»: откровенно, смеясь, убивают детишек-зверенышей, радуются мукам беззащитных. Значит умерло даже лицемерие - «личина» - умерли органы сострадания. Остались одиночество, пустота, смерть.
17 апреля 2014.
Вспоминая Адорно:
Человек – вечный бунтовщик - хочет уничтожить другое, потому что сам создан «по образу Божьему». Длячеловека-гордеца - это невыносимо – в соответствии с чем-то другим. Обезьяна для многих, не любящих быть неисключительными, - кажется особо неприятной и безобразной. Это потому, что она «образ» и «подобие» человека. В своем глубоком падении-гордыне человек старается забыть, что тоже создан «по образу». Ведь он – единственный, неповторимый, абсолютный.
Уничтожая животных, похожих на него, но все же и непохожих, человек проецирует свою ненависть к различию. Лишь убивая, человек может чувствовать себя в полной безопасности. Никто не угрожает его благополучию.
Каждое последующее убийство уже менее тревожит совесть. Наконец, анонимность и повсеместность убийства делают его банальным.
Анна Арендт писала о «банализации зла». В наши дни следует говорить о «Зле банального».
1 мая 2014.
Как празднично читать дневник Георгия Гачева. В наши, постсоветские времена положение женщины унизилось даже по сравнению с советской эпохой. И самое страшное, что именно в православной среде женщина часто воспринимается как недочеловек.
И вдруг откровение великой, любящей души: «Кажется (и хочется так думать – веришь), что вектор патриархальной индустриальной цивилизации, чемпионом чего является Америка-США, упрется в бунт природы Земли и Жизни, которая затребует приостановить безудержное механическое изнасилование тела целого ради товаров и денег – и снова должны восценить Землю как Великую Матерь, а с тем – Женское начало, Жизнь, Рожание, Любовь, Свободное Время – не для механического воспроизводства, не для количества, а для КАЧЕСТВА жизни. Для истинных ценностей. А они просты: Здоровье, Любовь, Дух, Ум, Творчество...» (Дневник Георгия Гачева. Евразия. Ее идея).
13 мая. Париж.
Читаю популярную сейчас книгу калифорнийского ученого Jared Diamond «Третье шимпанзе». В строго научном, позитивистском стиле он объясняет, каким был первый человек.
Когда- то существовали в Африке шимпанзе заирские и шимпанзе «обыкновенные». Приблизительно 7 миллионов лет тому назад появился еще один вид шимпанзе, который и стал предком человека. Какие же характеристики отличает этот третий вид? Две главные: первая - употребление наркотических средств и – вторая - геноцид, массовое истребление других видов животных, экосистем.
На лицо – низость человека. Он, как нувориш, не может терпеть рядом с собой никого равного, как «слабак» - морально слаб, убегает от истины, а также от себя самого в мир иллюзий и самообмана.
Как гениален Булгаков, изобразивший «возникновение» человека из Шарикова! Вспомним, какими аплодисментами было встречено заявление доктора Броменталя о великом событии на пути очеловечивания Шарикова: «Начал курить!»
Дальнейшим становлением человека стало его «устройство на работу» по «очистке». И геноцид котов - «Мы их душили-душили». Это именно человеческое, не собачье поведение.
Июнь 2014
Библия начинается с «Берешит», что значит «начало». Священная книга открывается со второй буквы алфавита. «Бет» имеет много значений. Еврейские талмудисты также задавались вопросом: «Почему мир начинается с буквы «Бет»? Не справедливо бы было назвать все с буквы «Алеф»? Начальной у Элохима? Можно было бы просто написать: «Элохим в начале создал небо и землю». Но в этом случае мы потеряли бы смысл трансенденции. Так говорят раввины, вспоминая Аристотеля, сказавшего: то, то для нас первично, вторично для Бога.
Мы не имеем прямого выхода к Богу. Наша позиция всегда вторична. Об этом много в Библии: Сирак (гл. 33): «Перед лицом зла есть добро, перед лицом смерти – жизнь. Перед грешником – праведник. Рассмотри все дела Всевышнего, все они идут по парам...»(Si 33, 14-15) .
Человек не может справиться с этой дуалистичностью. Или же он в шизофреническом разрыве - одно восстает в нем против другого. Или же в греховном смешении добро и зла.
Но кто же соберет человека воедино?
Бен Сирак говорит о славе Божьей. Соединяет, не смешивая, Дух Божий, не разум, не компромисс, но любовь.
Так грешники иногда через смирение прикасаются к Богу. Животные же изначально ближе к Нему, чем люди. Ибо люди изобрели свой собственный мир – цивилизацию вавилонского столпотворения - а животные остались в том, который дал им Бог.
24 июня 2014.
Вчера умерла Ася. Мудро и тихо, хоть ей было больно. Агония длилась три дня. Пять лет тому назад я нашла ее на улице Рубенштейна, в Питере, куда-то, хромая, бегущую, покрытую кровью. А через три дня увезла в Париж, где Кристоф сказал: ей не меньше 13 лет. И сделал – одну за другой – четыре операции, вырезав разнообразные раковые опухоли.
Так мы и жили глаза в глаза, душа в душу. В моей комнате не было другой красоты, кроме золотого «песца» Аси, а жизнь моя была счастливо организована ее потребностями. Гуляли два раза в день. Совсем понемногу. Ася, слепая (почти) и глухая (почти), радовалась пространству, встречам с собаками (их в Париже много), скромно принимала комплименты прохожих. Они расцветали в улыбках, видя ее. Называли «бабочкой Тибета» (есть такая порода), «лисичкой», «шакалом пустыни», в Петербурге кричали – «Каштанка». Ася медленно теряла силы, в последний год теряла чувство ориентации и нюх. Но никогда от этих потерь не расстраивалась. Только на мгновение удивлялась, констатировала, что «теперь не может это» и продолжала радоваться жизни, доверять ей еще больше. Так она учила меня вере и благодарности. Косточки ее болели, ей тяжело было встать, лечь, ходить. Она иногда застывала на месте, как упрямый ослик, я должно была тащить ее, бороться с ее как бы «капризами». Но и это было хорошо, драгоценно, как родство «инвалидов». В последние месяцы стало ясно, что без человека (т.е. меня) Ася ничего делать не будет. Ела она только после долгой медитации над разнообразными – в трех плошках - деликатесами. И ела только, чтобы показать, что она ест. Она не могла уйти и умереть, потому что знала, что нужна.
И вот – мой вынужденный отлет в Париж. Арина осталась с Асей, уже совсем слабой. Арина выносила ее на травку, ласкала и разговаривала - она знает этот тайный язык поэтов и святых. А я прилетела в пустой Париж, чтобы лечиться.
Боюсь проснуться – пусто Асино место на коврике под окном. Не хочу выходить на шумный Монмартр. Все помертвело и стало ненастоящим.
Беспомощность старости Ася принимала с естественным и великим достоинством, никогда не жалуясь и не бунтуя. Без зрения, слуха и нюха всегда шла к людям, которых любила. В Париже даже ближайшие соседи не знают друг друга, но Ася приблизила ко мне людей, мы общались улыбками, короткими разговорами. А сейчас не могу выйти на улицу, зайти в кафе. Все спрашивают – где Ваша собачка? Больно. Я молчу.
.