Собачья жизнь

• 
• 

Рейтинг:   / 2

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Церковь и животные

Опубликовано 07.06.2013 16:08

Просмотров: 7381

Татьяна ГОРИЧЕВА       

ДНЕВНИК ЗООЗАЩИТНИЦЫ        

                                          

  3 сентября 2009

  Животные по существу не покинули рая. Они не знают о грядущем бессилии. Смерть для них – всегда позади. Животные живут в вечности, в кайросе. «UndirgendwogehenLowennоchundwissen, solangsieherrlichsind, vonkeinerOhnmacht.»(Райнер-Мария Рильке).

 

28 октября 2009,  Париж

В 14-30 были на пляс д’Опера. Там уже стояли несколько сотен людей. Почти у каждого в руках – плакат или объявление. Жуткие фотографии обесшкуренных животных, красные скелеты – их тела. Были из SPA (государственное общество защиты животных), из OneVoice, AnimalRigths, от фонда Брижитт Бардо. Кого только не было, кто только не стоял. Девяносто процентов – молодежь. Умные, неожиданные на улице лица (не толпа). Пошли в 14 часов по бульвару Османн, где на полкилометра растянуты известные на весь мир магазины Лафайетт, Прентам. Завидев их мерзкие витрины, каждый возмутился, как мог: кричали – кто по-волчьи, кто по-слоновьи, некоторые – по-птичьи. Большинство же просто вопило: у-у-у. Солидарно подхватывали «фурюр=тортюр» (мех=пытка). Публика (покупатели) высыпали на улицу. Все по-доброму улыбались. Все были на стороне демонстрантов – за животных. Впереди меня несли плакат: «Имейте совесть. Уважайте Жизнь. И не только человеческую.» В некоторых местах гнев и вой нарастали с особой силой. Там отважные молодые люди бросались к витринам. Было бы это 150 или даже 50 лет тому назад, разнесли бы «храмы» консюмеризма в пух и прах. Даже я, забыв о слабости, выскочила на тротуар, но перед самой витриной меня остановила строгая зоозащитница. Сказала: «Мы не должны покидать мостовую». Я поняла. Несколько лет тому назад демонстранты разбили окна и сломали решетки научных лабораторий, где мучили подопытных животных. Были штрафы, суды и прочие неприятности. Теперь гнев сдержали, обошлось без эксцессов. Не устаю восхищаться умением французов все  организовывать.

Прошел час – обнаружила с удивлением. Ибо не почувствовала никакой усталости. Павле заботливо довел до автобуса. Вспомнился (не без глуповатой  гордости) Версилов из «Подростка» Достоевского. Нас, может быть, всего двести таких русских в Европе, но это ее « элита».

 

2 февраля 2010, Париж

Ищу в интернете слово «сострадание» и натыкаюсь прежде всего на буддистов. Далай Лама : сострадание – это ответственность за всякое живое существо. Вот она – космическая соборность, ответ на ожидание всей твари. В одном из его текстов говорится о трех уровнях: секс, любовь, ответственность.

 Любовь в наше время потеряла смысловые границы. О любви говорить труднее всего. Проще говорить о сострадании, когда Другой первичнее меня. И я, как в буддизме, произношу с утра молитву о тех, «кто с Христом прежде нашего», о живых, страждущих, связанных с нами, людьми, самой кровной, самой смертной связью.

Сам облик Далай Ламы как-то успокаивает (Михаеэль Альбус, проведший с ним некоторое время, говорит, что Далай Лама постоянно смеется). После месяцев обреченного – но все же с надеждой –  чтения в интернете «православных сайтов», находилась в каком-то угнетенном состоянии . Православные интернетчики суровы, без чувства юмора, без легкости. А о сострадании не говорят почти никогда. Наверно, стыдятся этого чувства или просто никогда его не испытывали. Как они далеки  от светлых , дерзновенных и беззащитных, святых ликов отца Иоанна (Крестьянкина), отца Порфирия (афинского старца). Святость – это пришедшая из рая непосредственность, возвращение к первому дню творения.

 

14 февраля

  Звонок из Берна: любимый, взволнованный голос Светланы. Ей рассказываю, что живу нынче одной жалостью. И стыдно, и не хочется «нагружать» друзей своими жалостными переживаниями.

 Светлана: а ты не бойся ни радости, ни печали. Уже одно то хорошо, что они есть, что их хочется выразить. Самое страшное в нашем мире – лицемерие, когда люди, все скрывая, уже в конце концов ничего не испытывают.

 Как правильно все выразила Светлана – непосредственность – великий дар, все более исчезающий, уступающий место паразитам- симулякрам-посредникам.

Поэтому я не согласна с Алексеем Ильичом Осиповым (на лекции которого вышла в интернете), считающим все непосредственное, все естественно «человеческое» греховным. «если радость внезапна – это от лукавого» - говорит  вездесущий (в российском пространстве) профессор.

 Но как же мы, не задумываясь, делаем добро? Почему, например, так симпатичен Раскольников? Несмотря на бредовые концепты и даже  убийство? Потому что  не раздумывает: он бросается на помощь девушке-самоубийце, он отдает все деньги на похороны почти незнакомого ему Мармеладова, не думая, что  будет есть завтра.

 Сам Господь всегда стремителен:  что легче: сказать – прощаются тебе грехи твои или «Возьми постель свою и иди!» И больной тот же час встает, идет, ликует.

 Почему мне так нравится Жанна д’Арк? Кроме всего прочего, еще и   своей стремительностью - она всегда спешила откликнуться, прийти первой на помощь. Ее девиз: agissezetDieuagira! (Действуйте и Бог будет действовать!)

Быстрота – поистине божественна. У Бога между вопросом и ответом нет промежутка. (Станилое)

 Во времена всеобщей окаменелости (т.е. в наши времена) преступно бояться дорефлективного, чистого проявления любви и сострадания. Это значит – бояться жизни.*

 Вообще неприятен и не вызывает доверия человек с «отрефлектированной» реакцией. Это похоже на сектанский дрессированный аутизм. Любая аскетика, даже самая жертвенная, должна быть простой, естественной. Жертва – основа всего, она присутствует как дыхание, воздух, движение, как божественный Эрос.

На старости лет отбираю» своих» людей по способности к мгновенной реакции: «Спасти! Помочь!» В круг моих любимых входят все русские (и французские, и немецкие..) старушки, что, не задумываясь, берут к себе еще одно голодное, брошенное, раздавленное животное. Они-то и есть – «соль мира»,  «оправдание» человеческого, которое всегда выше человека .Как сказал Конрад Лоренц, человек находится между животным и homosapiens.

----------

 

                                                                         15 мая, Париж

 Страдание. Два вида: собственное и чужое. Собственного, впрочем, вообще нет.  «Как написано: «Нет праведного ни одного...все совратились с пути.» (Рим.3:10) Все достойны казни. И наказание, правильно понятое, сильно облегчает человечесие страдания. Мы должны любить Бога за то, что наказывает нас.

  Для меня остается одна, истинная боль – боль за Другого.  В 1000 раз невыносимее и день и ночь не забывать о боли невинных и помнить о человеческой вине перед животными.

 Не отогнать воспоминаний, наплывающих с самого детства – в играх, ненарочно убитый  цыпленок, глаза раздавленной, умирающей собаки, не отмахнуться от мыслей о бойне, о «научных» истязаниях  миллиардов. Это каждодневно и каждонощно.

 Не верю в «хорошесть» христианина, обретшего «мир в душе» при взгляде на наш универсум. Он говорит себе: «На все воля Божья». Или «у Бога все живы. Смерти нет». А днем и ночью жалобно и отчаянно кричит в подвале оставленный котенок. Ни один из «христиан» даже не обратит на это  внимание. – Это я о сегодняшнем русском дне, о моем переулочке.

Как заниматься теодицеей? Она  отдает пошлостью. При чем здесь Бог? Все – Тайна. Спекуляции на тему «оправдания страданий», «бессмертия» выглядят невыносимой глупостью. Они чванливы и бессердечны. Остается боль «сокрушенного сердца».

 

                                                                        16 мая, Париж

 Перечитываю одного из самых близких – С.Фуделя.

«Удивительно, как раскрывается человеку природа, когда она у церковных стен. Один ряд номеров гостиницы выходил окнами прямо в лес. И вот я помню, как зимой откроешь широкую форточку и чувствуешь запах снегов среди елей и среди такой тишины, которая уму непостижима. Все живое и нетленное и благоухающее чистотой.

 Там, где монахи – истинные ученики Христовы, там около них расцветают самые драгоценные цветы земли, самая теплая радость земли около их стен. В связи с этим я вспоминаю еще один монастырь, толгский, на Волге.

 Некоторые (монахи) во время обедни не стеснялись выходить курить... И вот я помню, что кедровая и березовая рощи и красивая Волга этого монастыря никогда не открывали мне того, что зосимовские снега и ели.

 Природа, очевидно, не сомневается в необходимости подвига очищения человека».

                               

                                            1 июля, СПб

 Наталья Трауберг. О любимой крысе Мусе. «Есть ли у крысы онтологическая сущность? Есть, если она любима.»

 Об отце Георгии (Чистякове): он и Аверинцев были похожи на зайца («камень – прибежище зайца»). Дер

                                                                           

1 июля, СПб

 Но вот и неожиданная радость – Володя Борейко пишет: вчера в Киеве выиграли суд. Теперь в украинских школах обязаны преподавать «экологическую этику и гуманное отношение к животным». Вот это да!

 

                                                               9 июля, Володарская

 Были с Севой у Валентины Сергеевны Ермаковой. Ее любят в садоводстве, любят и ее собачью свиту, веселую и никогда ее не оставляющую. Но есть  одно исключение – это разбогатевшие соседи, которые грозятся уничтожить и Ермакову, и весь Ноев Ковчег. Теперь у нее 17 псов (пятерых недавно отравили), несколько котов, стая крыс, не позволяющая вторгаться на территорию другим крысам, большое семейство мышей, спасенные куры. Все живут в тесноте, да не в обиде. Ермакова (после того, как спалили ее дом) обитает в окружении самых прилипчатых и травмированных зверюшек, в низкой бане. Какой только старой и необходимой рухляди  нет в этом узком пространстве! В маленьком дворике тоже нет кусочка свободной земли, повсюду вросшие в почву фуфайки.  А  на стене можно прочесть стихи давнего поклонника: «Нет Тебе равных среди мужчин...В Тебе – воинственное Добро». Это запомнилось.

 Она извиняется: «Простите, у меня так грязно, такой беспорядок.»

Сидим в бане-землянке. Мы втроем и четыре больших псины: кавказец (Самурай) лежит у моих ног, Биб (подобранный щенком с припадком чумки на железодорожной платформе) без конца облизывает лицо Валентины Сергеевны. «Грязи» и неустроенности мы не чувствуем. Кругом, как и прежде, цветет садоводство, все в зелени, цветах, запахах. По этому садоводству,похожая на царицу, в удобном сарафане, с сильными, бойцовыми плечами, проходит Валентина Сергеевна, а вокруг – «танец волков», огромных и не очень собак, дворняг, которые сумели перепрыгнуть через забор ее участка.  Это те, которые ни секунды не могут прожить без своего бога – Валентины Сергеевны.

  Чинит не достаточно высокий забор Евгений (лет 50), приемный сын. «Его я усыновила, когда мы с мужем были в больнице детского дома. Он был самым больным, весь покрыт коростой. Муж сказал: если ты его возьмешь, я от тебя уйду. – Ну и уходи, – сказала я.»

  Родного сына, Володю, убили в милиции. Два года тому назад.

  Валентине Сергеевне многие в садоводстве помогают – дают и корм для животных, и деньги.  Знакомимся с сияющим внутренним светом старушками, сражавшимися на войне. Вот женщина с бодрым, мудрым взглядом – была партизанкой под Псковом.

 Но осенью-зимой садоводство пустеет, и Валентина Сергеевна одна сражается с бомжами, ее богатырская сила неиссекаема. Она по-прежнему «мочит» в местных водоемах всех, кто посмеет сказать: уберите собак! Расстрелять их всех надо! Грязь только разносят» и т.д. Рука ее «не дрогнет». Ей далеко за семьдесят, но поражений она не знает.

 На столе стоит водка «Медведевка». «Вы не думаете, что я пью. Чтобы заснуть, я делаю каждый вечер коктейль из водки.» Я: «Ну и пейте. Главное, что Вы со всем справляетесь. Вы делаете всех счастливыми». Я искренне говорю – я вижу ее цветущую, веселую, даже вдохновенную.

 Из соседней банной комнатушки раздается жалостливый, острый крик –  недавно подброшенные малюсенькие котята. Как можно  было швырять из окна машины на обочину дороги эти изумленно-беспомощные, в одну ладошку существа? В глазах плачущих котят – вопрос о том, зачем они пришли в этот мир, к нам, бессмысленно-страшным монстрам, называющим себя «человеками». Почему?

  16.07. Питер

Джорджио Агамбен назвал это «антропологической машиной». Человек не может жить иначе, он непременно самоутверждается, разделяя мир на своих и врагов. И этих врагов можно и нужно истязать, уничтожать нравственно и физически. Человек стремится к тоталитарной власти надо всем. Над другими народами (расизм), над женщинами (сексизм), над стихиями (демиургизм), над гениями (страх), над святыми (еще больший страх). Но на всех перечисленных поприщах этот тоталитаризм уже испробован и даже идеологически повсеместно, глобально разоблачен.

 Осталось одно табу, одно самоутверждение, о нем «неприлично» говорить – самоутверждение  через животное.

Во времена  Аристотеля человек был «животным политическим». Теперь же животное – не родственник и не предок, а смертельный враг. Чтобы обозначить неопровержимую «истинность» своих утверждений, любой гуру, проповедник, учитель морали сегодня скажет: «Мы же не животные, чтобы... убивать друг друга (хотя это прежде всего свойство людей, среди животных  встречающееся крайне редко), распутствовать (тоже чисто человеческое), служить низким инстинктам (опять «человеческое, слишком человеческое»), быть бескультурными (этологи уже давно нашли начатки культуры у приматов, дельфинов, у птиц..).

 Самые  неглупые люди, доходя до эмоционального пика своих утверждений, скатываются до фразы: «Но мы же не животные...»

 Поражает их отсталость от уже формирующегося, нового самосознания сегодняшнего общества, от того, что любой ребенок может увидеть по телевизору, прочесть, да и пронаблюдать в жизни своих любимцев:

Сколько взаимопомощи, сколько бережного внимания к экологическому, софийному равновесию, сколько спасительного иерархизма в жизни животных! Животное умеет самоумаляться, оно естественно в аскезе и послушании. Оно больше, чем мы, доверяет Богу, и даже истязающему его человеку. И как нам нужно учиться у зверей быть радостными и благодарными!

 За последние пятьдесят лет изучение животного мира открыло нам такие тайны, что даже смертельные враги животных стали понимать: сравнение зверя и человека сегодня почти всегда в пользу  зверя.

  Настоящий моральный тест на человечность – самый радикальный – это отношение к тем, кто от нас полностью зависит – к животным. Милан Кундера: « Именно здесь происходит наибольшее предательство человеком самого себя, настоящий крах, от которого зависят все другие падения».

 Леви-Стросс, изучивший человеческие этносы во всем их цветущем многообразии, говорил перед смертью: более всего он сожалеет о том, что не проник в мир животных. Леви-Строссу принадлежит меткое выражение о человечестве в целом - «l’humanitédevergondé» (бесстыдное человечество).

  

                                                                         7 июля, Питер

 Горят русские леса и деревни. А на всю Россию только четыре пожаротушительных самолета.  Уволили 70 000 лесников. Лет пять тому назад отменили все пожарозащитное, ибо леса отдали в собственность арендаторов. Лес невыгоден для коррупции, откатов. С его молчаливого достоинства ничего не возьмешь. Он умирает так же тихо, как звери в лесу, как горящие курицы и поросята в нижнегородских деревнях. Русские леса вмести с амазонскими (стремительно исчезающими) – это умаляющиеся легкие нашей планеты.

 Два самолета (из четырех имеющихся) посланы тушить Саров. Именно в день св. Серафима, первого августа, там разгорелся пожар. («Бог есть огонь» - из записок старца). Тушат тысячи пожарных и военных, ведь там атомные объекты. Опять же «совпадение» – атом Чернобыля (разрушения) и бескончно-малое, «атомное» тело Евхаристии. Рядом с Саровом, в Дивеево духовно и физически  атмосферой  космической евхаристии спасаются сотни тысяч людей.

 Подтверждение того, что в России нет среднего, благополучного бытия. В России ад напрямую соприкасается с раем.

                                                                               

 9 июля, Питер

  Христос, в эпизоде побиваемой камнями женщины: «Кто из вас без греха?»  Это место в Евангелии особо любил Оливье Клеман. Здесь открывается логика целостности, которая противоречит законничеству, мирской, внешней логике. «Нужны миллионы святых», т.е. нужно не просто канонизировать, а пробудить совесть. Вселенная погибнет не из-за каких-то особых открытий, а потому что количество техномассы  уничтожит хрупкую биомассу. Поэтому сегодня время катастрофизма, философия конца,  успешно вытесняющая идеологию прогресса.

 И снова актуален  «лозунг» - благоговение перед Жизнью.

                                                                                          

   30 июля, Питер

 В воскресение посмотрела тв «Картина маслом» с Быковым. Говорили об отрыве государства от народа, об устаревшем пожарном оборудовании или отсутствии даже такового, о том, что ничего не изменится.. Обо всем уже тысячу раз переговоренном. Но никто не сказал, что жара – это «по грехам нашим», что хватит уничтожать, презирать природу. Никто не поднялся до глобального, реального понимания катастрофы.

  Как это противоположно Европе – там уже давно все говорят о природе как о Субъекте (Мишель Сер), активно отвечающем на бесконечные оскорбления и наглое поведение человека – хищника, беспредельщика, циника.

 «Космический провинциализм» (Даниил Андреев) присущ всем нашим даже самым умным тусовкам. Какое-то проклятие не-попадания (о-греха) в мозгах  людей. В России тоже стали понимать, что проблемы экологии – главные сегодня. Но главная экологическая проблема в России в том, что ее нет.

 Вытеснение абсолютной темы, страх, самозащита беспомощного невротика – вот «формат» рассуждений о жаре, пожарах и наводнениях.О животных же не вспоминают вообще.

 

                                                                   17 октября, Париж

  Сегодняшний взгляд на мир радикально нов. Он, во-первых, глобален (и не только в плане экономики). Все происходит на больших расстояниях. Если раньше на нас влияло прежде всего непосредственное окружение –погода, природа, хозяйство – то теперь радиоактивная энергия не знает границ, как не знает границ и всеобщее загрязнение: атомные облака, зараженные рек, загрязненные океаны, нарушение гомеостазиса, биоразнообразия, стремительное исчезновение стихий, животных видов и пр. Все это влияет на нашу жизнь , земля сжимается, пространств больше нет.

 Во-вторых, изменилось и время. Мы теперь обязаны думать, что произойдет с людьми следующего поколения, будут ли жить наши внуки. Мы не можем не только остановить разрушительный, всеистребляющий «прогресс», но не способны  предвидеть (последствия облучения, например), значит, не можем и управлять.

 Основные факторы жизни и смерти стали невидимыми. Радиоактивность, озоновый слой, химические изменения состава воздуха, воды, исчезновение плодоносных почв, обезлесение... Все эти характеристики не только материальны, но и духовны. Поэтому нужен духовный опыт, которым так богата наша православная, пустынническая традиция.

 Но сегодняшние православные мыслители и проповедники молчат.  Человек, по- прежнему, «царь природы» и все должно расти на пользу человека. От подобной завоевательной, потребительской установки деградирует сам человек. Он потерял Бога, открытый, умный взгляд на вселенную, душевное и физическое здоровье. Он обретает покой и мир только на кладбище, где умные черви вновь соединяют нас с землей, с ее бесконечной материнской к нам любовью. 

                                                          

18 октября, Фонтенэ-де-Буа

   Сначала метро, потом долгое на холодном ветру ожидание автобуса – и вот мы у огромного холла «Жака Брейля». Мэр  пригорода, любящий животных, отдал это помещение под выставку бесплатно. Еще не вошли, а нас встречает собачий плач, истеричный лай – это клетки из приютов – может быть, кто и усыновит брошенных псов. На них смотреть невозможно.  Увечные или совсем дряхлые. Большинство травмированно лает, но есть и похуже – похожая на Асю «лисичка»-старушка смотрит слепыми глазами, молчит,  исчезла в уголке.

 Внутри – коты (тоже из приютов). Худые и безглазые, облезлые и пугливые, полудикие  сироты.

 В громадном холле – столы  четырнадцати зоозащитных стентов. Сразу же подошли к католикам  (увы, православных здесь нет, кроме нас с Катей). Обнялись с черноволосой, горячей Жаклин, улыбнулись старому хиппи, полуоборванному, блаженному  Жан-Пьеру. Повсюду цитаты из Достоевского: «Посмотри,- говорю я ему,-на коня, животное великое, близ человека стоящее, али на вола, его питающего и работающего ему, понурого и задумчивого, посмотри на лики их: какая кротость, какая привязанность к человеку, часто бьющего его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его лике. Трогательно даже и это знать, что на нем нет никакого греха, ибо все совершенно, все, кроме человека, безгрешно, и с ними Христос еще раньше нашего».

 Рядом с католическим – стенд Брижитт Бардо, дальше  – против корриды. Кругом – красивые и вдохновенные молодые люди, объясняющие каждому, как невыносимо жестока коррида. Экраны, где бесперебойно идут фильмы с подробностями (окровавленные, обреченные, но не сдающиеся быки). Выстоять здесь невозможно.

 И все же ходили-бродили часа три. И все из-за людей – пламенные, любящие, готовые на любую жертву и подвиг ради «братьев меньших» французы и француженки.  Их нельзя не полюбить. Как им удается собирать самых замученных, спасать их, писать законы против жестокости и даже проводить их в жизнь? Как? «Вот, - говорю я Кате, - учись, чтобы не дрожали руки, не теряли мы энергию на возмущение, обмороки и слезы, а спасали бы хоть немногих».

 Стенд против охоты. Ужас измученных погоней, капканами, травлей животных. И красота оленей, лисиц, кабанов. Их живые глаза, их грация, их гармония с небом. Над стендом слова: « Охота – это действо, которое за несколько секунд превращает в ничто красоту, которую природа создавала миллионы лет».

 К 15 часам подъезжают все больше машин. Высокие, интеллигентные пары, в большинстве лет 50-60. Берут котов, берут собак.  Берут трехлапых, бесхвостых, самых старых. Взяли и ту, что похожа на Асю и чей взгляд бескончно грустен. Теперь она молодо, в ошейнике, шагает нога в ногу с новым хозяином.Усыновленных животных все больше. Надо видеть, с какой гордостью и преданностью они стараются понравиться новым хозяевам.

 Подумалось – в России тоже только иностранцы (почти всегда) усыновляют больных детей. Но мы, русские, еще не знаем себя самих. Еще спим.

                         

                                         23 октября, Париж

  С Катей вывели на бумагу протест и комментарии 1660 французов (интернет), протестующих против притравливания, в защиту пермского медведя Моти (изуродованного людьми и собаками , но до сих пор «служащего» обучающей мишенью ) и его товарища по несчастью. Несколько французов написало: «Как может Россия так безобразно уничтожать свой национальный символ?»  К тому же и посылаем мы эти протесты человеку с соответствующей фамилией – президенту Медведеву. Невозможно есть, спать, жить, зная, что гималаец Мотя уже пять лет терзаем злобой людей и псов.

 Охоту оправдывают «национальной идеей». Для пущей важности говорят «царская охота» (Это нас обучает начальник притравочной станции в Перми некто Бутман).

Итак, для бедных –  футбол (объединяющая «народ» эйфория).

Для богатых – «русская забава – охота», расстрел медвежат в берлогах, птиц в сезон любви, беременных лосих и исчезающих козлов. Притравливание, обучение собак злобе, свдистское калечение доходяги-волка, инвалида-мишки.

                                                                       

                                                         17 ноября 2010

 Глобализация обострила чувствительность.  Оказывается, не только я до боли, до страха сойти с ума чувствую страдание твари. Мир, как никогда гиперчувствителен. Все внешнее переселяется внутрь, и внутри жжет, терзает, не дает успокоиться. Куда мне деться от писем Ольги Корзининой, Миши Новикова, от видио с бойни, от исхудалого медведя Моти? Понимаю, что схожу с ума, но стараюсь по-прежнему интересоваться всем, молиться обо всем. Как всегда, как подобает.

 Но чувствую, что все становится безразличным. И «держу себя в форме», чтобы быть на уровне, когда будем возможность защитить убиваемых нами.

                                                                                                   18 ноября                Древерман (а также Кьеркегор, Достоевский) говорят о рождении сознания из страдания (из страха, который глубже других чувств).  Самосознание же рождается от отношения к Другому. (Об этом уже говорили все, вспомним хотя бы Маркса).

  Часто и сегодня утверждают, что человека от животного отличает язык. Но все чаще философы, этологи, ученые говорят, что это не так. Человека от животного отличает логический язык. Язык же обычный – ритуальный, поэтический, пантомимный – вне только логического. Он связан с подсознанием. Он – продукт сознания и подсознания. На таком языке говорят и животные. (Об этом у Ойгена Древермана, идущего от Карла Юнга).

                                                     

  15 декабря

 Из европейских философов Шопенгауэр впервые понял, что вся жизнь есть страдание.

  Русский человек это понимает лучше, чем европеец. У русских любимый персонаж – Алексей  Божий Человек.  Царевич Алексей покидает дворец в день своей свадьбы  (как и в преданиях о Будде), бродит всю жизнь жалким бродягой, и не узнается своими, когда возвращается домой. Высшее страдание: «Пришел к своим и не узнали его».  Вся жизнь Алексея-Человека Божьего –  страдание, потому что в нищете, в покинутости – истина. Об этом уже заповеди блаженства и жизнь самого Христа. Нельзя, живя в золотом дворце, по-настоящему любить, жертвовать, принадлежать Целому.

                                                                                                 

 27 декабря, Париж

 Каждое воскресение сидим с Катей в моей комнатушке и пишем письма в города, которые часто совсем не знаем. В Ухту, например. Там фотограф Юрий 14 лет подряд содержал частный приют (163 собаки!) Теперь нечем платить за аренду. Собак он обязан усыпить. Написали в администрацию города. Пристыдили. Ведь Ухта – это нефть, богатство.

 Недавно писали в Красноярск (остановили убийство сотен собак!). Писали в Краснодар, в Московскую область, в какой-то Троицк. Почти всегда получаем от начальства по всей форме ответ-отчет-отписку. Как при советской власти – тогда мы, диссиденты, оказавшиеся на Западе, защищали  преследуемых  советских людей.

  С Катей работается бодро, хоть иногда и нервничаем. Но в одиночку этим ужасам не противостоять.                              

  

 28 декабря, Париж

 Позади Рождество. Слава Богу! Рождество – это мучительный поиск подарков и объядение. Больше ничего. Все завалено птицей, креветками, устрицами, крабами. Иногда они шевелятся. Живые!

  Вместо праздника – глупое  хвастовство гастрономией. Где-нибудь в Польше еще  вспоминают о Христе, но во Франции не слышала ни разу. Включаю телевиизор – горы гусиной печени, печенной глины, миллионы выращенных для ежесекундных мук гусей. Чтобы спокойнее было убивать, гуся (эту умнейшую птицу) десакрализировали, назвав глупой.Как глупым сначала назвали рождественского индюка. Рождество – этот поистине звериный праздник (Господа встречали на земле овцы, собаки, осел и вол, может быть, и прибывший с волхвами верблюд), праздник слабых и беззащитных, выродился в мировую бойню.

  Лицемерие цивилизации отучает от радостей плоти и приучает к аскетике. Слотердайк («DumussdeinLebenandern») пишет об открытии аскетически сильного тела в эпоху Ренессанса. Сейчас же эпоха  аскетизма совсем другого. Наша эпоха – это аскетика повторений. Спорт – возрождение соматической аскетики. Вегетарианство, пост, медитации, йога – возрождение психической стороны аскезы. Аскеза стала для многих важнее традиционной религии.

 Надо подумать об этом православным, мы – самая аскетичная конфессия христианства. Но именно у нас почти никогда не размышляют целостно, мистически соединяя все и всех – людей, животных,  космос.  «Холизм» - это, увы, когда-то было сильной стороной православной философии. Но умер отец Сергий Булгаков, ушел Оливье Клеман и теперь это сильная сторона  нового язычества, нью-эйджа.

                                                           

  18 марта 2011, Париж

  Бог есть память. И никогда, никогда не исчезнет из этой памяти все, что любило, страдало. Взывало к помощи. Умирало в муках, в борьбе, в отчаянии. Ибо никто не умирает в одиночку. (Хайдеггер с исключительно «собственной», «моей» смертью не прав).

 Умирающий, брошенный, невидимый, как тень, котенок, раздавленная собака, грусть коровы, от которой отняли только что родившегося теленка, - все это не исчезнет, ибо Бог не может убить любовь.  И страдающий другой – вдвойне другой, вдвойне любимый. Любовь всегда бесконечна. Любящий вечен, как вечен и любимый.

                                 

                                                19 марта

 У восточных святых отцов Эрос важнее агапе. Эросом,его нетварными энергиями, заполнен космос, и малюсенький комар божественен, бессмертен и движим Святым Духом, потому что любит. Об этом можно прочесть у св. Иоанна Скитопольского, восхваляющего вожделение (эрос) самых ничтожных «тварей».

 В явном виде, почти с человеческой нежностью, любят уже млекопетающие и птицы, что появились 70 миллионов лет тому назад. У них есть самая бескорыстная и неистребимая материнская любовь.

 

                                                                                20 марта

    «Внимательная любовь» - эти слова Симоны Вайль сегодня вновь подняли на щит феминистки (Ирис Мордох, Жозефина Донован...). Вновь женщины заговорили о сострадании.  Философия, которая по преимуществу создавалась мужчинами, почти не замечала животных. В мире философов так и хочется спросить: что ищете живого с мертвыми? Что превращаете животное в автомат? Так поступали Аристотель, Декарт, Кант, Хайдеггер...

  Кантианский упрек к этике, основанной на сострадании, основывается на том, что  по Канту такая этика невозможна, потому что чувства иррациональны и неконтролируемы. Кант думает, что эмоциональное возбуждение несовместимо с разумом.

 Но Канту уже ответил (к примеру) Макс Шелер, поднимающий со-чувствие до формы когнитивного знания. Сострадая, мы погружаемся в реальную жизнь изучаемого субъекта,  понимаем другого. «Смертельный страх птицы, ее бодрость или усталость становятся нам понятны, а, значит, возбуждают наше сочувствие» (MaxScheler , WesenundFormenderSympathie , 1973. Стр.59).

 Но больше всего против бесчеловечности Канта боролся Шопенгауер: «Только когда поступок движем состраданием, он обладает моральной ценностью». (UberdieGrundlagederMoral) . « Когда животное страдает, я должен страдать его болью так, как если бы страдал я сам. Это значит, каким-то образом я идентифицируюсь с животным, и исчезает различие между нами, различие, на котором покоится мой эгоизм». «Безграничное сострадание ко всем живущим существам – вот надежнейшая и вернейшая основа для нравственной крепости.» «Пресловутое бесправие животных, безумная точка зрения, что их можно обижать и что это вполне морально -  именно так выразились возмутительная грубость и варварство Запада».

     Уже в недалекое от нас время на защиту животных стал другой значительный философ – деконструктивист Жак Деррида. Но удивительно, что фундаментальный труд его «Животное, которым я являюсь» и семинары последних месяцев жизни были почти не замечены у нас, хотя в России поклонников Деррида побольше, чем в США да и  во Франции.

                                                           

 18 декабря, Петербург

 Вчера был Борис Рогинский. Говорили о животных. Он прочел мою кнжку «Молчание животных» и рассказал об опыте преподавателя (преподает в хорошей школе, где работал и Кривулин).

 «Задал своим одиннадцатилетним ученикам тему «Реальность и животные». Ответы изумительные. Животные – это вершина реального. Почему?

 Книга реальнее кино, потому что я отдаю ей больше внимания. Кино реальнее компьютера, потому что, смотря кино, я проявляю больше свое творческое начало.  Встреча с животным серьезнее, чем кино. Вспоминается Отто Больнов: «Встреча человека с животным потрясает серьезностью безусловного призыва, это реальность, затрагивающая самые глубинные слои всего человеческого существа, действительность, которая такова, какова она есть на самом деле, и которая не спрашивает, приятна она человеку или нет».

 Животные таинственнее человека, поэтому и реальнее. Животное созидает меня, творит мою личность. С ним возникают отношения со-творчества, синергии».

 

                                                                     20 июня, Париж

  У Евгения Головина: В основе человека лежит страх. Этот страх пробуждает агрессивность. Человек обычный существует как ауто-деструктивная, разрушающая, «черная» пневма. Чтобы жить дальше, он должен разрушать, трансгрессировать, творить зло.

 Мысль о том, что страх – в основе всего (и не обязательно как «начало премудрости»), что страх – не просто «одна из эмоций», вполне правильная. О ней наперебой говорят современные психоаналитики. Например, Ойген Древерман. Говорят и этологи, изучающие эмпатию. Эмпатия у животных (по крайней мере, у высших) сильнее, чем у человека. Животное со-переживает окружающим – прежде всего своей матери- оно уже рождается полноценно социальным, способным к общению.

 Человек же рождается прежде срока, совершенно беспомощным. Говорят о «травме рождения». Человек покидает материнское чрево, где он был в подвешенном состоянии, не знал тяжести и грубости мира, что во зле лежит, одним словом, находился в раю, и попадает в ад. Человек навсегда травмирован и обязан защищаться. Не зря кошмар называют «бочкой Данаид, Сизифовым трудом, Танталовыми муками... Отсюда изначальная агрессивность человека, которую он, научившись подло морализировать, приписывает всегдашним «врагам» – животным. Отсюда и все смехотворные потуги заявить о себе, как о «венце творения».

  Изначально травмированный и обиженный человек спасается только прикосновением Бога. Благодатью. Это бывает редко, путь узок и труден. Каждый идет своим, редко натыкаясь на то, что ему нужно.

 Аскетика – соединение благодати и вынужденных усилий продолжить существование. Ведь не кончать же самоубийством? (Самоубийство – это топтание на месте и неумный вызов Богу).   Мне кажется, перед концом света все умножается количество людей (несмотря на присутствие в нашем мире таинств, добра, чудес..) , лишенных первоначальной радости, чтобы пуститься в путь. О них сказано жестко – кому не дано, у того отнимется и последнее.

                                                                    

   8 июля, Питер

  Пришел Миша Новиков. Говорили о «смертельной борьбе» по «свержению» Розы Власовой. Каждый день более, чем с десяти собак заживо, со сдиранием кожи убивается для шашлыков. Мы с Бодровой ходили к депутату Олегу Нилову, писали Матвиенко, что-то подвинулось – Розу начали «замечать» , но она теперь сменила место жительства, и все волокита с ее «законным» преследоваием должна быть начата заново.

                                                                                

    29 июля, Питер

 Гуляем с Асей в жалком нашем скверике, где прошлой осенью срубали мощные тополя. Я одна протестовала, кричала, но никто из рабочих даже не обернулся в мою сторону – мой тщедушный протест заглушал звук пилы.

  В этом оголенном «садике», с камнем в ожидании памятника убитому Маневичу, с несуразной, аляповатой  конструкцией для детей, с валяющимися в любое время суток пьяными бомжами, я уже не первый раз встречаю  совершенно неожиданных людей. В прошлый раз пес Лука начал играть с неподвижной Асей. Его хозяин позвал его по-немецки. Познакомились.  Фридрих оказался директором Гете-Института. А вчера к безразличной Асе приставал суперактивный таксик. Услышала крик хозяина: « viens ! », я что-то спросила по-французски. Хозяин, Антуан, оказался кинорежиссером, купившим комнату на Пяти Углах. С Антуаном насладилась разговором на трех языках. Так, в этот каменный, неуютный, душный мешок едут радостные европейцы. Русский  абсурд – а немцу, и швейцарцу очень нравится здесь жить. И только я, кажется, смущена переулочком – подметающие улицу таджики, русские алкоголики-синяки, брошенные, хищные дети, орущие сумасшедшие, нищие пенсионерки и как  «пришельцы» – вполне довольные жизнью и окружением европейцы.

 Надо бы и мне вспомнить, что и я почти что «европейка», но русская тоска и ужас сильнее. Как у Чехова в «Палате N6»: если не убьет жизнь с ее грубостью (санитар Никита),то убьет  совесть, «такая же несговорчивая и грубая, как Никита».

                                       

  14 января 2012, Париж

 Разговор Древерманна и Далай-Ламы.

Религии – это лекарство. Буддизм  является лекарством для преобразования сострадания. Будда приходит в мир невыносимого страдания.

Христианство – обретение доверия, преодоление страха. Иисус Христос приходит во враждебный мир, как и каждый из нас. Христианство учит видеть в потерянных людях (и тварях вообще) самих себя. Нужно самим идти к умирающим, погибающим, бросить 99 и искать одну пропавшую овцу.

                                                                    

       4 февраля, Париж

   Познакомила Кристофа с Костасом. И сама не рада. Кристоф резко выступил против науки: любое научное знание ведет к убийству. Прежде всего животных. Рассказывал, как у них в ветеринарном институте по нескольку раз на уроках разрезали зайца, вынимали его сердечко, вкалывали адреналин и показывали, как еще сильнее бьется заячье сердце. Эти «опыты» совершенно бессмысленны, но их и сегодня повторяют, повторяют...

«Вот и хорошо (по-марксистски-маоистски сказал Костас). Нужно познавать природу. И нечего жалеть о таких мелочах. Нужно спасать вымирающие виды, ибо они – общее (как идеи).

 Тогда мы запротестовали: нужно спасать всякую единичную тварь. Личность (а у животных, как мы уверены, есть личностное начало) больше и реальнее идеи. И вообще, как сказал еще Бентам, важно не то, есть ли у животных сознание, а то, страдают ли они.

  Расстались холодно, увы, знакомство не продлится.

 Здесь противостояние двух начал. У Костаса, бывшего главаря парижских маоистов, тяга к власти, жесткость, опора на детерминизм. Теперь Костас стал христианином, но детерминизм свойственен не только марксистам, есть множество  упертых католиков и православных, есть евразийцы, так или иначе придавленные «мужским», «пассионарным», «арийским», «судьбоносным».

 Но опять поразил Кристоф. Он противостоит жестокости поэзией (лишь поэзия и святость могут говорить языком зверей, ибо они едины со всем живущим, с  хрупким и незначимым.) При этом Кристоф совсем не либерал. Он аристократ. Аристократ,конечно, духовный. Но даже и природный, хоть этим не кичится.

 Костас – напористый, по-рахметовски аскетичный. Как всегда, пришел в мороз в пиджачке. Как полагается «марксисту» и нигилисту, не платит, даже не предлагает заплатить. (Сидим в ресторане).

  Кристоф – тонкий, нервный, убегающий от грубости в искусство, в красоту. Но не гурман, а тоже аскет, только страдающий и сострадающий. Ни ни к какой религиозной конфессии Кристоф не принадлежит. Но глубоко, таинственно религиозен.

 Как же просто удалось перейти Костасу от маоизма к православию! Впрочем, это в наше время часто встречается. Век «религиозности» в ее самых невероятных видах и подвидах.

 

 5 августа,  лес недалеко от Левашова,

приют для «особо больших псов».

   Ехали  через лес, который открылся неожиданно, тряслись на могучей машине: лужи-озера, ямы-холмы. Только бессташная Антигона, Татьяна Титова, может каждый день проезжать по этой дороге. Это имеет и свою положительную сторону – сюда не добраться другим, людям и машинам более мелким, желающим подбросить к приюту свою собаку. Ясные, как в детстве, поляны, заросшие одурманивающими травами, высокими цветами. И небольшой, но настоящий, волшебный пруд, дикий и чистый.

 Повсюду под деревьями разбросаны большие будки. Домики для собак. Все они радостно лают, почуяв и увидив нас. Почти к каждой подходим, целуемся, не можем наласкаться и наговориться.

 Неожиданно выходим к большому открытому пространству. В нем – другое, суженое, в этом – клетка. А в клетке – бурая, восхитительного цвета медведица Глаша. Она торопится к нам. Улыбается, тянется мордой и лапами. Но Татьяна не подпускает: «Хоть Глаша и добрая, она от притравочной станции досталась. Всю прежнюю жизнь с собаками сражалась – одним ударом лапы убить может». От притравочной станции (только в нашей почти «европейской» стране они разрешены и множатся, служа «царским забавам « олигархов и чиновников) остались кабаны, лиса...

  Медведица поразила, пришла, как из сказочного коллективного подслзнательного. Божество. Поэтому и собственного имени у медведя на Руси нет (бога не называют). Мед ведающий,Топтыгин, Косолапый или Мишка.

 Но еще больше поразил волк. Что-то невыразимо прекрасное, серебристо-благородное, эдиповски-слепое, с покаянно опущенной, огромной головой (не иначе, как волк  св. Франциска из Губбио), он  мычал и стонал уже на своем грустном языке, который не забыть. Волк, мне казалось, более всех жаждал нашей любви.

Волк Ярик  – один в клетке. Недавно он привезен из Карелии. В самолете разрушил и почти сгрыз клетку. Но легко вступил в послушание к Татьяне, дав одеть на себя ошейник. В Петрозаводске его с самого рождения использовали для увеселения праздно шатающейся публики. Потом в него стали стрелять. Выбили один глаз, таким Ярика и усыновила Татьяна.

 Вокруг Ярика, в других огромных клетках, сидели мощные кавказцы-волкодавы (беззащитные, как дети, и взволнованные нашим появлением), но их никогда не выпускали погулять «вместе с волком». Даже не видя Ярика, они страшились его «тайны».

  Как велико одиночество и волка, и собак, и медведицы, и совы (есть приют и для птиц). Как могуче желание служить, быть преданным и жертвенным, любить Друга. Никогда не расставаться. Их зависимость от предавшего их человека устрашает непонятностью, их любовь к нам обжигает, как адское пламя.

  В последние времена (т.е. в наши) животные – это квинтессенция человеческого, а человек все более ожесточается, грубеет и дичает. Поэтому задача зоозащитников парадоксальна: приучить животных не доверять, не верить, не прощать человеку.

  Приехала домой. Меня колотило, а в голове стояла лишь одна фраза – «Mutter, ichbindumm .»   Это были последние слова, сказанные Ницше, обнявшего за шею упавшую в Турине  лошадь.  От жалости  к избитой лошади Ницше потерял не только мечту о «сверхчеловеке» и задорные идеи «воли-к-власти» («молодые, веселые, творящие насилие..»), он потерял и рассудок. Величайший мыслитель нового времени, наконец-то, сказал правду: «Мама, я глуп». Это  не было сократовским признанием «я знаю, что ничего не знаю», это был приговор  болтливой и самонадеянной человеческой цивилизации, разрастающейся, как раковая опухоль. Так, через сострадание, Ницше открыл истину. И тихо свершилось смиренное самоубийство.  Звериное горе положило конец человеческой глупости и гордыне.

                                                            

                                    10 января 2013, Париж

    Редкий случай православно-экологической мысли в наши дни. Каллистос Вэллс: « В середине Божественной литургии, непосредственно перед призыванием Святого Духа, дьякон поднимает Святые Дары, в то время, как священник говорит: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся (tazaektonzonsoiprospherontes, katapantakaidiapanta).Это подводит нас к такому аспекту Божественной литургии, который имеет особое значение для нашей духовной борьбы в современном мире – это космическое измерение Евхаристии. Важно то, что в Евхаристии мы приносим дары не только за всех людей (диа пантос), но и за все вещи (диа панта). Масштаб Евхаристической жертвы охватывает не только человечество, но и все царство природы. Она всеобъемлющая. Таким образом, Евхаристия призывает нас к экологической ответственности. Она обязывает нас защищать и любить не только наших близких, но и все живые существа. Мало того, она обязывает нас защищать и любить траву, деревья, скалы, воду и воздух. Совершенно осознанно совершая Евхаристию, мы смотрим на весь мир как на таинство».

                                                                       

 15 января, Питер

   Миша Новиков (Предводитель Санкт-Петербургского дворянского собрания) написал письмо Святейшему Патриарху по поводу  растущей жестокости в отношении к животным в России и молчания церкви по этому поводу.  Неожиданно пришел ответ. Конечно, не от патриарха, а от отца Всеволода Чаплина.  Отец Всеволод смело и просто заявляет: «Учения православной церкви о животных не существует. Имеются лишь частные мнения по этому поводу Святых Отцов, не утвержденные в качестве догмата». Вот и все. Продолжаем не обращать внимания на страдания, мучения невинных тварей, на разгул сатанистов-догхантеров, на садистское (при этом официальное) истребление сотен тысяч собак и котов.

 И забудем не только «частные мнения» святых, но и книгу Иова, а также  осла, вола, овец и собак, приветствующих рожденного в вертепе Бога, и «птиц небесных», на которых, как на пример для всех, указал сам Господь.

 А псалмы, а тексты литургии, где «всякое дыхание, да хвалит Господа!».

 И, наконец, Послание к Римлянам ап. Павла: «Вся тварь стенает и мучится доныне...»

  Верность отца Всеволода догматам, которых, действительно,не так много, напоминает мне рассказ  Marguerite Yourcenar : «Признаюсь, что ребенком должна была выбрать  между католицизмом и универсумом, между догматами и всем остальным».

 Она чувствовала себя преступницей, когда после школы и «Закона Божьего» выходила в любимый лес и испытывала чувство счастья и свободы. «Церковь скрывала от меня лес».

 Как непохожа сухость отца Всеволода на щедрость и всемирную отзывчивость русской души. Отец Павел Флоренский (человек вовсе не сентиментальный) говорил, что к миру нужно относиться, «как к жене». Или нежность, восхищение, благоговение – враги «догматичности»?

 Увы, церковь (и прежде всего наша, русская) молчит. И тысячи, измученных несправедливостью и состраданием  людей, покидают церковь. Просто забывают о ней, предпочитая в одиночку спасать тех, «кого приручили».

 А многие уходят в нью-эйдж или буддизм.  Сегодня одна зоозащитница  порадовала притчей: «Рассказывают, что однажды  в средневековом китайском монастыре наставник уже приготовился к проповеди, но в этот миг залетела птица, наставник хранил молчание, монахи тоже молчали. Потом птица улетела, а наставник сказал: «Проповедь закончена». 

                                                            

  24 января, Париж

 В одном из своих писем к жене (1915 год) Франц Марк пишет: «Окружающие меня безбожные люди (прежде всего мужчины) не вызывают у меня никаких искренных чувств, в то время, как целомудренное отношение к жизни животных заставило звучать во мне все хорошее. Я очень рано понял, что человек «безобразен». Животное казалось мне более красивым и чистым».

 Вспоминаются трагические и одновременно светлые абстракции Марка, посвященные животным. – «Судьба животных». Одна из любимых. «Он думает животными, как другие понятиями.» (Канетти).

 Целомудренность, нелживость, почти «святость» животных заметил и поздний Фрейд. Фрейд говорил, что у собак нет амбивалентности, признака невроза. Во второй половине жизни ему пришлось близко столкнуться с собаками. И он осознал, что животное и человек принадлежат к единому миру смыслов. Откуда эта близость? Прежде всего близость между животным и ребенком? Оба принадлежат нелживому единству мира, являются ногсителями райской чистоты. Биограф Фрейда Михаэль Молнар пишет: «Любовь и благоговение, которые Фрейд дарил своим собакам, можно даже рассматривать как один из лейтмотивов его жизни.

 Для многих это более, чем странно – основатель психоанализа в свои последние годы увлекся собаками.

 Фрейд пишет: «Маленький ребенок не знает еще о недоброй пропасти между человеком и животным. Высокомерие, которым человек ограждает себя от животного, появляется много позднее.» (VorlesungenG.W. XI , s.2130).

« Почему эти маленькие существа (дети) так прелестны? Мы должны смотреть на них как на маленьких зверят, и конечно, животные также ажутся нам прелестными и притягивают нас в гораздо большей степени, чем сложные, многослойные, взрослые люди. Я ощущаю это в настоящий момент, общаясь с нашим Вольфом (псом), который почти заменяет мне потерянную Хайнеле». (FreudanJeanneLamp-deCroot, 22.2.1927).

                                                                                   

      27 января, Париж

 Посмотрела фильм (немеций?) – «Почему умирают пчелы». В США они почти что умерли, то же грозит и Европе. Эйнштейн сказал, что человечество не проживет больше четырех лет, если исчезнут пчелы.

 У пчел сложная, идеально организованная жизнь. Но их коллективизм не делает их «безликими». Они умеют учиться, выбирать лучшее, различать. У них есть память.

 Отчего погибли пчелы в Северной Америе? Прежде всего, от варварского, «индустриального» варащивания». Вместо улья с сотней-другой, громадные ящики. В каждом по 10 000 пчел. Они находятся в постоянном стрессе – их гоняют, перевозят в губительных для них условиях, рубят соты. Самих пчел подкрмливают сладкой водичой с антибиотиками. Наконец, пчелы теряют иммунитет и заболевают. Эпидемии быстро уносят миллионы пчел. Страшно видеть «мусор» - сухие их тельца, ставшие пылью. Люди, работающие на этих заводах-пасеках, одеты как ликвидаторы на Чернобыле, в защитных одеждах, за которыми нельзя заподозрить сострадающее человеческое сердце.

 Сегодня земля и ее стихии бунтуют. Был ли протест со стороны пчел? Был.

В Калифорнии черное облако пчел-метисов (африканские пчелы, агрессивные и злые, соединились с европейскими) неожиданно напало на людей. Более десятка их было изжалено до смерти.

 Показан и самодовольный владелец громадной «империи пчел». Он говорит: прогрессом движут страх и жадность. Ведь мы капиталисты! Так что и дальше будем увеличивать количество пчел в ульях.

 В фильме, однако,  есть и совсем другой пчеловод. У подножья Альп, в Баварии – семья потомственных пасечников.  Отношение к пчелам как к родным, все понимающим существам.  Пчеловод общается с пчелами без перчаток, без защитной сетки. Пчелы явно его узнают, рады сотрудничеству.  Люди в этих местах не отравлены алчностью, цветы и травы не загублены пестицидами.  Но экология «не знает границ». Вот какой-то вирус из дальних мест поразил улий. Мертвые тельца. Пасечник вырывает около своего дома могилку. Грустно и благоговейно хоронит своих друзей и кормильцев.  Кругом – тишина. Созданный Богом мир, без страха и «дьявольского поспешения».

 Фильм посмотрела утром. Странно – весь зал был полон зрителями. Как когда-то в далекие-далекие, советские времена.

                                                                                           

Март, Париж

  У вокзала Монпарнас уже в 13 часов стояли группы «Новиссон», приехавшие из Бретании, Пикардии и других французских  регионов. Раздавали плакаты с большим «NON», что означало «НЕТ» фермам-заводам. Когда-то на ферме паслись, ели травку, давали по 3 литра молока в день 50 коровок. Теперь на этом же, только «индустриализированном» пространстве неподвижно (ибо двигаться некуда, коровы зажаты между батареями)  стоит добрая тысяча коров. С огромным выменем до самой земли, корова выкачивается по три раза в день.  От одной коровы получают по 10 литров молока. Вся ее жизнь – мучение, обрывающееся последней мукой: жестокой, без обезболевания, смертью на бойне.

 У  каждого, кто приехал на демонстрацию – на шее или в руках плакат.  Всего прибыло 46 ассоциаций, сражающихся за традиционный крестьянский уклад.  Вижу голову теленка, спрашивающего: «Где моя мама? Что со мной будет?»  На другом плакате : «Нет убийству без обезболевания». « Бретань- земля страдания для земли и животных.Здесь было недавно 400 000 ферм,сегодня осталось лишь 100 000».

 Радуют лица крестьян. Они, кажется, пришли из глубины веков. Вот один толстяк с красными щеками держит огромный, написанный им самим плакат (с фотографией любимой свиньи):  «Не хочу есть антибиотики и пестициды». Женщина, переодетая в корову : «Я солидарна с коровой 269».

 Из грузовика звучат речи. Видны коммунистические  символы, слышны обличения мира наживы и циничной жестокости.  Заводы-фермы уничтожают не только животных, они оставляют без работы большинство крестьян, не умеющих (не желающих) шагать «в ногу со временем».

  Тут же, рядом с коммунистами, наши друзья – Защитники животных из СПА, из фонда Брижитт Бардо.   Один обезумевший коммунист зашипел: «И крайне- правые здесь!» (Это по поводу Бардо и ее связей с Ле Пеном), но – о чудо- непримиримые враги выступают вместе! И с грузовика звучат женские голоса- это наши друзья призывают отказаться от мясоедения и убийства. Они заслуживают особые аплодисменты собравшейся многотысячной толпы.   Раньше зоозащитники и крестьяне не умели, не могли найти общий язык.  Теперь общее горе сильнее всех несогласий.

 Мы с Асей  устали. Ася лениво общается с пришедшими на демонстрацию собаками, она уже не может держаться на ногах, и Арина носит  счастливую собаку  в сумке, на плече. Я сижу на травке и участвую в «действе», прикрываясь плакатом «НЕТ» - фермам-заводам. Потом  догадываюсь написать на лицевой стороне: «Становитесь вегетарианцами». В 14 часов мы пошли бодрым шагом в сторону  Порт-де-Версай, там, где  выставка еще не совсем исчезнувшего сельского хозяйства.

  

 

                                                                      

 

                                                                

                                                                         

 

 

 

    

• < Назад
• Вперёд >